25 июля родился один из самых «закрытых» актеров советского кино – Андрей Харитонов (1959-2019).
А. Харитонов.
Он обратил на себя внимание резко — с дебюта в «Оводе» по культовому роману Войнич. К тому времени (1980 год) «главному романтическому киногерою» 1950-60-х Олегу Стриженову было за пятьдесят, другой «красавчик» Олег Видов в СССР уже почти не снимался, а затем и вовсе уехал в Голливуд. Именно в этот момент появился и ярко сверкнул молодой Андрей Харитонов в роли Артура Бертона. Затем практически сразу сыграл Грэя — в «Ассоли», Мурьету — в рок-опере «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», Ланса Фортескью – в «Тайне черных дроздов». И дело сделано! Хорошо помню, как в середине 1980-х журнал «Советский экран» с Харитоновым на обложке буквально сметали с прилавков «Союзпечати», а на спектакли в Малом театре, где он просто появлялся на сцене (даже в массовке!), билетов было не достать.
Казалось бы, с той славой, которая у него была тогда, даже в смутные девяностые можно было жить припеваючи. Колесить по стране с творческими вечерами, как делали многие «звезды советского экрана», и косить косой бабло. Но Харитонов всегда шел своим путем – на пике популярности ушел служить в репертуарный театр, во времена, когда кино «умерло», а театр выживал, работал на телевидении, которое в те годы прокормить не могло. Вел своеобразные передачи, то и дело закрывавшиеся, как художник-график оформлял книги. А потом и вовсе, как показалось, — замкнулся и полностью отгородился от остального мира. Только годы спустя Андрей сам публично признался, что все эти годы «тайно» боролся с алкогольной зависимостью.
В «нулевые» актер снова оказался «на коне» — много снимался, как стахановец бороздил просторы родины с антрепризными спектаклями. Изредка давал интервью. Правда, при условии, что журналист обязательно посетит его спектакль и лично убедится, что Харитонов по-прежнему хорош. А он был действительно хорош!
У меня сохранилась правка Андреем нашего интервью накануне его 50-летия. «Всякие глупости», даже сказанные им самим, он жирно правил красным. Вычеркнул (довольно резко пройдясь по поводу журналистской желтизны) фразу о своем тогда 30-летнем сыне в Киеве. Почему-то он скрывал этот факт.
Больше всего Андрея расстраивало, что все СМИ интересует его славное прошлое, которое сам он считал давно перевернутой страницей. Не хотел, чтобы его видели в роли эдакого дедушки, который, сидя на завалинке, рассказывает, каким когда-то он был «рысаком».
«Зрители, которые помнят меня по «Оводу», наверное, думают, что я уже умер», — шутил он на встречах с представителями прессы, как бы призывая «нашего брата» придать огласке тот факт, что он жив-здоров и полон творческих планов. Объясняя свою подчеркнутую не публичность, любил цитировать Александра Вертинского: «Артист — это тайна. Появился, сверкнул и исчез…»
А. Харитонов. Фото из открытых источников
Предлагаю самые яркие фрагменты из интервью Андрея Харитонова 2009 года.
«РАЗОБРАТЬСЯ С САМИМ СОБОЙ»
— Андрей, если не ошибаюсь, вы единственный советский актер, получивший «Золотую нимфу Монте-Карло» за главную мужскую роль…
— Как раз ошибаетесь. До меня «Золотую нимфу» получил Леонид Оболенский за роль «часовщика» в картине «На исходе лета». А еще раньше — Людмила Касаткина за «Вызываем огонь на себя». А спустя 25 лет Женя Миронов — за Мышкина в «Идиоте».
Фишка-то знаете в чем? Тогда в СССР актер, получивший главный приз на международном фестивале, сразу получал наивысшую ставку и звание – очередное либо первое. У меня ничего этого не было. Более того, на киностудии имени Довженко никакой «Золотой нимфы» не заметили. Хотя там при входе стоял щит, где периодически появлялись поздравления, даже если ты криво чихнул или упал с лестницы. В моем случае даже на туалетной бумаге ничего не написали. Была, правда, госпремия, о которой в Украине до сих пор предпочитают не вспоминать.
— Это правда, что «премировал» вас лично первый секретарь ЦК партии Украины Щербицкий?
— Когда Щербицкому принесли документы на подпись, он посмотрел фильм. Спросил: «А кто сыграл Овода?» «А-а, — ему ответили, — студент второго курса». «Почему же мы тогда ему ничего не даем?» И премию поделили на троих — дали Бондарчуку, Мащенко – как живым классикам, и мне. Но — действительно — исключительно благодаря Владимиру Васильевичу. Украинские культурные деятели не сделали бы этого никогда!
— Как думаете, почему?
— Теперь уже – с высоты своих лет – я могу совершенно спокойно сказать: потому что молодых, красивых и талантливых не любят! Они вызывают отвращение у всех окружающих коллег. А в те годы я ничего не думал – работал себе и жил так, чтобы мне было интересно. Никогда никому ничего не пытался доказать. Мне было интересно разобраться с самим собой.
Фото из открытых источников
ХОТЕЛ СТАТЬ БОГАТЫМ И ЗНАМЕНИТЫМ
— Я прочитал о вас все, что есть в интернете, но все равно «белые пятна» в вашей творческой биографии остались.
— (С иронией.) Говорят, там есть столько интэрэсного… Хорошо, давайте сличать.
— Нигде нет ни строки о вашем детстве. Чем увлекались? Почему вдруг решили стать актером? Ведь родители к искусству отношения не имели.
— Например, рисовать я начал очень рано. И рисовал как, знаете, дети плачут, едят — то есть все время. А потом, года в четыре, меня стали водить в кино. Я практически подряд полосой посмотрел «Фанфан-тюльпан», «В джазе только девушки», «Гусарскую балладу», раз пятьдесят — «Морозко»… И мальчик, то есть я, испытал шок – увидел нечто невероятное. И я сказал себе: я должен быть там – на экране. Потому что ТАМ настоящая жизнь, а то, что вокруг, – нет.
— В четыре-то года?
— Да! Есть дети же умные, они видят разницу… Я был умный мальчик. Помню, во втором классе я уже сам посмотрел «Искатели приключений» с Аленом Делоном. Ба-тю-шки! Я захотел туда попасть в любом качестве! Собственно с этим ощущением я вырос и с ним же поступал в театральный.
— Такие занятия как спорт, художественная самодеятельность, музыка в вашей юности были?
— Ни-че-го. В шестом или седьмом классе мы, конечно, слушали рок-музыку и, например, от Deep Purple и Led Zeppelin меня даже вставляло. А советскую эстраду я стал воспринимать, только когда появилась Алла Пугачева. И вообще, я считаю, Алла Пугачева — самый успешный проект отдела культуры ЦК партии. (Смеется.)
— Почему самый успешный?
— Потому что сработал. Она овладела умами. Я вырос в то время, когда было два «светоча» — Алла Пугачева и Жванецкий. Один владел умами всех в одном направлении, а вторая – в другом.
Что касается увлечений, то я продолжал рисовать, заканчивал физматшколу. Потом даже год отучился на архитектурных курсах. И, скорее всего, сделал бы карьеру архитектора. Но был же еще творческий порыв и детская мечта. Я посмотрел на себя в зеркало и понял: «Если не на режиссерский, то уж на актерский я поступлю!»
— Поступая в театральный, мечтали удивить мир, сняться в эпохальном кино?
— Как я теперь шучу на тему «зачем люди идут в артисты»… Чтобы быть богатыми и знаменитыми.
— Можете нарисовать свой автопортрет той поры?
— Я жил в свое удовольствие. Любил родителей, друзей. И первое время мне и в голову не приходило, что все, что со мной происходит — это счастливый случай, потому что все, что у меня происходит в жизни действительно знакового – это всегда чудеса. Ведь на втором курсе я передумал быть актером.
— Почему?
— Мне стало ясно, что в этом чужом закрытом мире без денег и блата я, скорее всего, буду сообщать «кушать подано» и в лучшем случае буду это делать на сцене киевского театра русской драмы. А это мне как-то совсем не нужно было.
Словом, я уже было собрался переводиться на сценографию, как произошло одно из чудес. Меня пригласили сниматься в «Оводе».
В фильме «Овод», 1980 год
БЫЛ КЛАССИЧЕСКИМ РОМАНТИЧЕСКИМ ГЕРОЕМ
— Если верить легенде, режиссер Мащенко сидел в ресторане, злой, что не может найти актера на главную роль. И вдруг заходит Андрей Харитонов – вылитый Артур…
— Это он сам рассказывает в каком-то интервью. Мастер придумал легенду и считает, что она красивая. На самом деле неправда про ресторан. На втором курсе мы играли «Гамлета». И мой третий педагог Валя Черняк, узнав, что Мащенко не может найти артиста на Овода, посоветовал ему меня. Мы встретились в киевском Доме кино. Он спросил: «Плакать умеешь?» «Легко!» «Ты утвержден». Потом он начал водить меня по всем кинематографическим кулуарам, включая отдел культуры ЦК партии. Ну а затем начались съемки.
— Это правда, что ваш первый съемочный день совпал с вашим двадцатилетием?
— Чистое совпадение — об этом никто ничего не знал. Но запомнил я его на всю жизнь. Первой снималась сцена, где моего героя приковывают к стене в пещере. А у Николая Павловича Мащенко, что мне не всегда нравилось, на экране все должно было быть настоящее. Слезы, кандалы, вино… Мол, чтобы войти в образ, актер должен все на своей шкуре прочувствовать. Вот они меня и приковали, а сами ушли на обед. И лежал я так долго. Пока мой гример Вася Гаркавый тайком от всех не пришел меня поддержать в сей трудный момент и не влил в меня 50 граммов спирта. Иначе первый съемочный день мог оказаться последним. (Смеется.) Шучу, конечно.
«Овод»
— Картина имела просто феноменальный успех. Как думаете, почему?
— Это сейчас, когда у нас огромное количество телеканалов, интернет, людей трудно удивить. А когда в затравленной голодной грязной стране показали костюмированную мелодраму с костюмами от Зайцева да еще с такими артистами, как Сергей Федорович Бондарчук, Настя Вертинская, это естественно посмотрели все.
— После премьеры к вам намертво приклеился ярлык «самого красивого актера СССР» и, судя по фильмографии, в 1980-е годы режиссеры разрывали вас на части…
— Это не так — я снимался очень мало. Я был романтическим героем. А у нас тогда был один вид героя – социальный. Работяга! Или — «девчонка с соседней улицы». Что у нас в те годы снимали? «Автоматы в томате и сопли в томате»! Главный интерьер: стол, стул, кровать, «хрущевка». Там разворачивался весь наш кинематограф эпохи застоя. Поэтому если в год у меня было две-три картины – замечательно. На пике. А то, что они становились блокбастерами, как ныне принято говорить, не моя вина – это совпадение тоже. «Тайну черных дроздов» и «Человека-невидимку» за первый месяц посмотрело более 16 миллионов зрителей, это были два суперпопулярных фильма.
В фильме «Ярослав Мудрый», 1981 год
— Тем не менее, слава давала материальные блага – у вас квартира в центре Москвы…
— (Перебивает.) Нет, квартиру мне дало ЦК комсомола Украины – в Киеве. В 21 год у меня была отдельная квартира… Спору нет, профессия мне многое дала. Тогда главная роль стоила пять тысяч рублей и, грубо говоря, это была машина. Как я этим распоряжался – другой разговор. Зато мне есть что вспомнить!
— Кстати, как вам сегодняшняя действительность – лучше, хуже, комфортнее, чем тогда было?
— Смотря что иметь в виду.
— Возможности.
— Если кататься по миру, то да. Но – поймите – я-то никогда этим не был обделен. У нас, так сказать, «звезд первого эшелона» были возможности, был доступ. Нам было многое позволено. Собственно, может, в материальном плане меньше. Но нам платили «натурой» в хорошем, правильном смысле слова. А то, что артисты всегда жили плохо – это тоже правда. И то, что сегодня мы можем позволить себе хорошо питаться или купить тряпки, я не считаю райской жизнью. Так что для артистов лучше не стало.
— А из прежнего времени вам больше всего чего не хватает?
— Только одного – ощущения, что вся жизнь еще впереди. Тогда бы все раз в сто легче воспринималось. И принимались бы решения другие. С другой стороны, с тех пор как я переехал в Россию и посмотрел как живет русский народ, я долго упирался, а потом стал жить как русские, считая, что я тоже буду жить вечно. Есть у нас такая национальная особенность — в любом возрасте считать, что все еще впереди.
В фильме Человек-невидимка, 1984 год
УВИДЕТЬ ХАРИТОНОВА «ЖИВЬЕМ»
— В 1984-м году вы совершили довольно странный со стороны поступок для известного артиста кино – пошли работать в театр…
— Это был чисто рациональный поход. Мне нужен был классический, скажем, театр, где есть возможность заниматься профессией. Таким стал Малый. И это тоже был счастливый случай, что великий Михаил Иванович Царев меня взял. Причем, абсолютно для меня неожиданно.
— В театре же не любили снимающихся актеров.
— Он мне и сказал: «Деточка, вы – кинозвезда. Зачем вам это нужно?» Я ответил, что хочу еще стать артистом попробовать. «Ну, попробуйте!» — сказал Царев.В Малом я проработал шесть лет, и он мне дал вторую – самую главную часть – моего профессионального образования. Я сыграл Инсарова в «Накануне» по Тургеневу. Потом Жадова в «Доходном месте» Островского, Ипполита в «Федре» Расина.
Андрей Харитонов в роли Хоакина Мурьеты на съемках фильма «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», 1982 год
Кадр из фильма «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты»
— На Харитонова ходили?
— Да в том-то и дело… Это как раз тот случай, когда не надо путать понятия: «звезда» и артист — это разные вещи. Если твоим изображением заклеены все газеты и журналы, естественно, первые двадцать рядов – это те, кто пришел на тебя живого посмотреть. Вот на меня и ходили смотреть именно в этом качестве.
Ведь Малом свои законы – там нужно было год выходить, например, с алебардой, без слов. Или в массовке. И я честно выходил. В том числе в прекрасных спектаклях, где играли великие мастера. А потом с теми же великими я выходил со служебного входа на улицу, где толпа стояла, чтобы увидеть «какого-то» Харитонова. Признаться, в тот момент мне было стыдно — я-то прекрасно понимал, что это не имеет отношения к тому, какой Харитонов был артист.А вот когда мы с Людмилой Титовой сделали «Двое на качелях» У. Гибсона, то уже весь наш театр ходил смотреть: что же это там молодежь устроила…
— А параллельно, конечно же , мешки писем, поклонницы, темные очки, чтобы не узнавали… Все это было?
— Было всякое. И поклонницы у меня были замечательные – с некоторыми я даже общался. Помню, из Днепропетровска варенье присылали… Но все это было так давно, как говорится. Кстати, — про мешки писем. Недавно в своем кабинете ремонт делал и наконец-то выбросил последний чемодан с письмами. Самое смешное, что все их разбирала и читала моя жена Ольга. И нашла там два своих письма нераспечатанных… (Смеется.) Сказала: «Ах, ты… такой-сякой!» Но лет двадцать пять я их хранил.
Фотография для обложки журнала «Советский экран» за 1983 год. Фото из открытых источников