К началу семидесятых годов прошлого века в советском кинематографе обозначились две «тройки» кинорежиссеров-первачей. В жанре драматического фильма это были два уже действующих Героя Социалистического Труда Сергей Герасимов и Юлий Райзман и в недалеком будущем такой же Герой Сергей Бондарчук.
А в жанре комедии Леонид Гайдай, Георгий Данелия и Эльдар Рязанов. Гайдай снимал самые кассовые советские фильмы, но был обойден призами и госнаградами. Данелия собрал одну из самых больших коллекций призов на международных кинофестивалях. А вот Эльдар Александрович Рязанов был можно сказать любимцем начальства. По кассе к середине 70-х его фильмы уступали Гайдаю, по признанию на международной арене Данелии, но зато он уже имел два ордена Трудового Красного Знамени и две Государственные премии.
И сколько бы он эмоционально не жаловался на то, какие притеснения со стороны начальства и цензуры он претерпевал, что это ему стоило, как он мужественно боролся с бюрократической советской системой, какие богатырские подвиги на этом поприще совершал, факт остается фактом — ему позволялось все и награждало его начальство как никого.
Удачлив, смел, любим зрителем и начальством, что еще надо человеку для того, чтобы спокойно встретить старость жить и радоваться, только делай, что говорят. Но вот только была одна проблемка. У Эльдара Александровича было сложное отношение к Советской власти, как он сам пояснял через 30 лет: «Такая сдавленная, задавленная ненависть. И причина была в том. что в институте все время учили идеологии, и меня не перевели на второй курс из-за того, что я противопоставил общечеловеческий гуманизм советскому». Ну а потом еще и родной отец был репрессирован в 1937 г., а мать и отчим были евреи. Вот и приходилось бояться, что в институт не примут.
Мой отец был репрессирован, и меня могли из-за этого не принять в институт. Мне удалось поступить. Помню, обходили стороной кафедру марксизма-ленинизма, где работали садисты. Мы ненавидели эти предметы. Одна студентка на экзамене от ужаса забыла, как звали Маркса. Эта кафедра решала, кому жить, а кому не жить в институте. Но я как-то проскакивал. Однажды из всей группы только я и Лятиф Сафаров, который потом стал первым секретарем азербайджанского Союза кинематографистов, получили зачет по диамату. Но Сафаров после этого три месяца заикался. И каждый раз, делая “Карнавальную ночь” или “Берегись автомобиля”, я выдавливал из себя раба и преодолевал страх перед советской властью.
Но к 1978 г., когда Рязанов предложил Григорию Горину написать сценарий, где бы
…на материале девятнадцатого века, на реалиях николаевской России говорилось о страшном, больном и зловещем периоде нашей жизни — о провокациях и репрессиях сталинщины. Делать фильмы, сочинять пьесы, писать книги о том, как уничтожили многие миллионы ни в чем не виноватых людей — по сути, цвет нации,— было в те годы запрещено. Нам казалось, что хотя бы языком Эзопа, намеками, аллюзиями мы сможем коснуться болезненной общественной опухоли, насильственно загнанной внутрь.
То есть раба из себя Рязанов выдавил и теперь мог вскрыть ту опухоль, которая еще существовала в советском общественном организме.
Замысел фильма на историческую тему у него возник еще в 1973 г., когда в Ленинграде снимал «Необыкновенные приключения итальянцев в России». Архитектура Петропавловской крепости натолкнула его на мысль, что здесь вполне можно снять фильм с сюжетом из прошлого века. Может даже что-нибудь гусарское, как в «Гусарской балладе». Но Брагинского эта идея не ни тогда, ни после заинтересовала.
Благополучно сдав «Служебный роман», Рязанов весной-летом 1978 г. написал с Григорием Офштейном (известного под псевдонимом Горин), известным мастером сарказма в адрес советской бюрократии, маскирующим свои сюжеты то под Тиля Уленшпигеля, то под Герострата, а то и под барона Мюнхгаузена, сценарий из жизни гусаров времен николаевского правления, середины XIX века.
Э. Рязанов и Г. Горин.
Сценарий в окончательном варианте стал называться «О бедном гусаре замолвите слово…» Поскольку гусарская тема Рязановым была уже освоена, то грех было не использовать ее вновь. Гусары это красиво, это весело, это много песен и романсов можно вставить в фильм. Музыку напишет, естественно, Андрей Петров, а стихи найдем в старых сборниках, и, конечно, Цветаеву не забудем.
Поскольку замысел Рязанова был аллюзионно показать преступления сталинского режима, то выбран был самый верный путь. Главный герой фильма, жандармский майор Мерзляев производит дознание по поступившему доносу ( «а кто написал 4 миллиона доносов») о возможном заговоре в некоем гусарском полку. Для этого он использует шантаж, провокацию, психологическое воздействие и другие недозволенные методы ведения следствия. То есть сплошное нарушение ленинских норм и социалистической законности вполне обычная практика мрачных времен императора Николая Палкина. И какой цензор мог воспротивиться обличению сатрапов из III Отделения Собственной его Императорского Величества канцелярии? Этих гонителей Пушкина и Лермонтова, Тараса Шевченко и Достоевского. Они же по степени беззаконий в советском учебнике истории далеко опережали «ежовцев» и «бериевцев», о которых в том же учебнике почти и не упоминалось.
Вот они сатрапы и тираны, под видом которых Рязанов решил разоблачить «преступления сталинского режима». Слева Бенкендорф, справа Николай Первый. Согласно новейшей современной трактовке российской истории очень даже приличные люди.
Сценарий был принят к производству на киностудии «Мосфильм» и должен был начать сниматься Рязановым сразу же после того, как он закончит еще один обличительный фильм «Гараж». Как будто кто ворожил Рязанову. И остросатирическая комедия «Гараж» была принята почти без поправок, так заменили пару слов в паре реплик. Начальство знало скандальный характер Рязанова и особо его не нервировало. Он ведь как что, так сразу начинал орать, не соглашаться, ходить и писать по высоким инстанциям.
И на волне такой удачи, только что получив вторую подряд Государственную премию за «Служебный роман», первая была за «Иронию судьбы», награжденный к 50-ти летию вторым орденом Трудового Красного Знамени», Рязанов двинул в Госкино решать вопрос о постановке «О бедном гусаре замолвите слово…» Но оказалось, что пока он снимал «Гараж» оперативная обстановка поменялась. В плане Госкино уже стоял один «гусарский» фильм «Эскадрон гусар летучих…» студии им. Горького, тоже о непростой судьбе гусарского офицера и поэта Дениса Давыдова, и тоже там все красиво, весело и очень много песен в исполнении Александра Хочинского.
Так что еще один фильм с гусарами, лошадями и песнями Госкино не потянул бы. И Рязанову сказали, что еще один сценарий на историческую тему им не нужен. Режиссер, конечно же, по своему обычаю взбесился — значит вам не нужен сценарий о совести и чести, и со всей силы хлопнув дверью начальственного кабинета вышел. Но тут же обратился в конкурирующую фирму, на Гостелерадио. Председатель Гостелерадио Лапин принял Рязанова как родного, ведь Рязанов это имя, это касса, это гарантия успеха. За пять минут был решен вопрос. что Рязанов будет ставить «Гусара» для телевидения, и снимать на родном «Мосфильме» в творческом объединении телевизионных фильмов «Экран». А потом полтора часа они беседовали о поэзии «Серебрянного века». Рязанов, считавший себя знатоком этой поэзии, был вынужден признать, что тягаться с «партократом» Лапиным в знании этого вопроса он не может.
К съемкам фильма приступили в начале 1980 г. Правда, пришлось кое-что изменить. Потребовали изменить служебное положение Мерзляева. В своих воспоминаниях описывая этот эпизод Рязанов, мягко говоря, включает дурака
… руководители «Экрана» открыли карты: оказывается, встал вопрос о закрытии «Гусара». «Дело в том,— мы не верили своим ушам,— что в сценарии очернено Третье отделение». Этой тайной канцелярии времен Николая I в нашем сценарии придано слишком большое значение, и изображена она чересчур негативно… Господи! Думал ли Бенкендорф, что через сто с лишним лет его честь будут защищать коммунисты, руководители советского телевидения! Конечна забота о Третьем отделении была понятна: руководители «Экрана» до смерти боялись огорчить ведомство, расположенное на площади Дзержинского. Они не понимали, что, ставя знак равенства между Третьим отделением и нынешней госбезопасностью, выдавали себя с головой. В своих мыслях они отождествляли эти две организации и стремились, обеляя николаевскую жандармерию, вступиться тем самым за КГБ.
Только вот, если Рязанов включил дурака, возмущаясь, что на 63 году Советской власти заботятся о репутации пресловутых Бенкендорфа и III Отделения, то в киноначальстве сидели отнюдь не дураки. Все эти наивные, шитые черными нитками по белому листу, аллюзии насчет НКВД, МГБ и КГБ прикрытые фиговым жандармским листочком николаевских времен, были прочитаны на раз. И всего-то было предложено изменить место службы жандармского майора Мерзляева.
Делать нечего. Изменили. Но как! Теперь Мерзляев стал действительным тайным советником. чиновником по особым поручениям двора ЕИВ. Вот тут вопрос — или по незнанию Рязанов с Гориным сделали Мерзляева действительным тайным советником, типа подчеркнуть. что этот гражданский чиновник связан с тайными делами спецслужб, ну понравилось им эта дефиниция — тайный советник, или же это сделано с прямым умыслом, чтобы в отместку закатать даже не фигу, а положить воот такой болт на власть.
Ведь, если перевести на советские деньги, чин действительного тайного советника соответствовал советскому генералу армии или же Первому заместителю Предсовмина, секретарю ЦК КПСС, а то и члену Политбюро. И выходит, что целый генерал армии или секретарь ЦК приезжает в захолустный Губернск, в неизвестно какой гусарский полк для выявления пятерых гусар, которые по пьянке сболтнули что-то лишнее, хотя это работа простого жандармского ( он же рядовой опер-особист на советские деньги) поручика. Это что, намек на «кровавое сталинское» прошлое Советского Руководства? Не исключено. Хотя в своих воспоминаниях Рязанов прямо говорит о прямой аналогии жандармского майора с современной ему «кровавой гебней», но вот о связи действительного тайного советника с высшим Советским Руководством — он ни-ни. Понимал, наверное, предел допустимой аллюзионности, которую можно высказывать вслух.
Как бы то ни было, но весной 1980 г. во дворе Петропавловской крепости встал на постой некий гусарский полк, не поддающийся идентификации. Если в «Гусарской балладе» на Ларисе Голубкиной сидел доломан «мундир, конечно, павлоградский» а на самом деле Сумского гусарского полка, а на поручике Ржевском Белорусского гусарского, то вот с этим полком была проблема. И по цвету доломанов и по ношению панталон, вместо чакчиров.
Но это все мелкие придирки специалистов, не это главное. А что же там такое сняли по большому то счету, что вызвало некую реакцию телезрителей, в результате чего после премьеры фильма Рязанов чуть не обозвал массового зрителя тупым быдлом.