По пьесе Карло Гольдони «Слуга двух господ» в СССР ставили спектакли с начала 50-х, но никому не приходило в голову превратить текст в музыкальную комедию. Первыми к этой мысли пришли композитор Александр Колкер и поэт Ким Рыжов. Свои наработки они представили главному режиссёру Ленинградского театра музыкальной комедии Владимиру Воробьёву. Материал ему очень понравился. Постановщик принялся за разработку нового спектакля и уже примерял роли на своих актёров, как вдруг от вышестоящего руководства ему поступило предложение снять фильм.
Александр Колкер
Ким Рыжов
Владимир Воробьёв
В активе Воробьёва была только одна картина — попробовать свои силы в кино снова было интересно. Владимир Егорович привёл на площадку ведущих исполнителей театра: Валентину Кособуцкую (Беатриче, которая выдаёт себя за её брата Федерико), Виктора Костецкого (Флориндо — возлюбленный Беатриче), Елену Дриацкую (Клариче), Виктора Кривоноса (Сильвио), Игоря Соркина (доктор Ломбарди), Евгения Тиличеева (капитан гвардейцев) и др.
Рассчитывал он и на московских артистов. Так, Наталья Гундарева сыграла невесту Труффальдино Смеральдину, а на роль того самого слуги двух господ рассматривал Олега Даля, Александра Демьяненко и Виктора Павлова, за которого ратовала Гундарева. Также Воробьёв держал в уме своего подшефного Бориса Смолкина (в картине он появился лишь в некоторых эпизодах, зато на сцене родного театра 20 лет с успехом играл Труффальдино).
Виктор Костецкий
Валентина Кособуцкая
Елена Дриацкая
Виктор Кривонос
Игорь Соркин
Евгений Тиличеев
Константин Райкин и Борис Смолкин
В итоге режиссёру «спустили сверху» Константина Райкина, которому с первых же часов пребывания на «Ленфильме» пришлось тяжело. Основное давление исходило с двух сторон: от Гундаревой, считавшей главным достоинством молодого актёра громкую фамилию и отказывавшейся сниматься с ним в паре, и от въедливого Воробьёва. Поладить с Натальей, «рядом с которой можно было заболеть чувством собственной неполноценности», удалось быстрее, чем с упёртым режиссёром.
Наталья Гундарева и Константин Райкин
«Закомплексованная тяжба между Москвой и Лениградом существовала и тогда. Владимир Егорович, заранее решил, поскольку я такой москвич — хоть по рождению и ленинградец — и из знаменитой семьи, что я должен быть наглым, распущенным и самовлюблённым типом. Его представления были абсолютно ошибочными, потому что я совсем не такой. Но, чтобы как-то меня приструнить, он избрал определённую тактику. Всё время очень жёстко меня критиковал, торопил: “Чё так репетируешь-то? А где лицо? А где глаза горящие?” А я в это время потихоньку учу движения, что-то ещё делаю. Он стал меня больно, обидно прикладывать. “А чё ты не можешь одновременно учить и играть?” — “Подождите, я всё выучу”. Я вообще тугодум в работе: я стайер — долго и трудно работаю всегда. <…> А он день давит, два давит. Я из интеллигентной семьи, но если на меня давить… На мне, конечно, можно возить воду, но недалеко. Я ему сказал: “Вы мне портите настроение, мне трудно так работать, имейте в виду. Мне это не помогает”. Он ответил: “Знаешь что, я под тебя свой характер менять не собираюсь”. Я, молодой артист, думал, что ещё немножко и слиняю с этого дела. Апогея ситуация достигла, когда мы пытались что-то пробно отснять. В каком-то просмотровом зальчике он опять что-то такое в меня выпалил. Язвил, зудел, сидя на корточках. Говорит: “Дай руку”. И я в сердцах так протянул руку и поднял его, что он аж подпрыгнул: “О, какие у тебя руки сильные! Смотри-ка!” На что я ему сказал: “Когда я вам набью морду, вы ещё больше прочувствуете силу моих рук”», — вспоминает Райкин.
На следующий день после перепалки актёра и постановщика снимали первые танцевальные сцены. Когда Константин начал двигаться, Воробьёв изменился в лице: «Супер, супер! Ты не устал? Только не устань». Владимиру Егоровичу очень понравилась игра артиста: нежеланный столичный гость в одну минуту превратился в любимчика. Весь съёмочный период режиссёр ставил Райкина в пример другим артистам: его манеру существования в кадре, приверженность работе, азарт и т.д.
Разве что отметить, как Константин Аркадьевич пел, Воробьёв не мог. Все вокальные партии за него записал Михаил Боярский, которого в своё время худрук не взял в театр «из-за противного голоса».