— Пусть посидят! Пусть ведают, что значит нас разлучать! Пусть посидят в тюрьме! — эти слова царя Федора Борис Добронравов произносил на сцене МХАТа уже в сотый раз.
И каждый раз зал цепенел, а у его партнеров по сцене, казалось, от мощи его игры бежали мурашки по коже.
В тот вечер, 27 октября 1949 года, эта фраза стала для него роковой.
Ударив по столу кулаком, закованным в массивные царские перстни, артист двинулся за кулисы, чтобы успеть переодеться для финального выхода.
Он с усилием толкнул тяжелую, обитую войлоком дверь, шагнул в полумрак и, прислонившись к косяку, без единого звука осел на пол.
В ту же секунду опустился занавес, и театр взорвался овациями.
Но этих аплодисментов Борис Георгиевич уже не слышал.
За кулисами тут же поднялась суматоха. Кто-то кинулся к нему, расстегивая тесный воротник, по коридорам пронесся тревожный крик: «Врача! Срочно врача!»
Но было уже поздно. 53-летнего актера не стало.
Его перенесли на старый диван, на котором всего четыре года назад точно так же, в костюме Ивана Грозного, оборвалась жизнь другого артиста, Хмелева.
Добронравов лежал на нем, могучий, спокойный, будто просто прилег отдохнуть в антракте, как делал это сотни раз.
Его жена, Мария Юльевна, вбежавшая в гримерку, застыла на пороге как изваяние, глядя на эту неподвижность. В голове билась одна-единственная мысль: как сказать об этом их Леночке? Ведь отец был для нее целым миром…
— Уважаемые зрители, в связи с внезапной болезнью народного артиста СССР Бориса Георгиевича Добронравова, мы не можем продолжить спектакль, — раздался наконец голос из-за занавеса.
Публика, пораженная этим известием, долго не двигалась с мест. Говорят, лишь один человек в этой оглушительной тишине встал и молча пошел в кассу сдавать билет. Но он был исключением.
В тот вечер у служебного входа еще долго стояла огромная толпа. Люди молчали, а мужчины снимали шапки, когда из ворот медленно выезжала машина «скорой», навсегда увозившая великого артиста.
Отцовское наследие
Считается, что уйти со сцены — высшая честь для актера.
Кажется, Борис Георгиевич и сам мечтал о таком финале. Этот высокий, обаятельный мужчина с удивительно русским лицом и пронзительным взглядом светлых глаз покинул этот мир в зените своего таланта.
Он был востребован в кино, признан властью — сам Сталин ценил и уважал артиста Добронравова. Но главным его качеством была абсолютная, почти детская искренность.
Он не терпел закулисных интриг и пустой болтовни, не боялся говорить правду прямо в лицо, за что его многие недолюбливали. Из-за этого в театральном кругу он предпочитал держаться особняком, казался замкнутым, и лишь на подмостках его душа распахивалась настежь.
В душе он был глубоко верующим человеком, преданным мужем и невероятно нежным отцом. Свою единственную дочь, Леночку, он просто боготворил, звал ее не иначе как Олененком, и рядом с ней суровый артист преображался в мальчишку.
Он часто приводил ее в театр, сажал в первый ряд, и именно она была его самым главным, самым строгим и самым любимым зрителем.
Его внезапная кончина стала для дочери раной, которая так и не затянулась до самого конца.
Проблемы с сердцем начались еще до пятидесяти. Но он никому не говорил о своем недуге, продолжая работать на износ.
Первый тревожный звонок прозвенел за полтора года до трагедии. Они с Леной шли из кино, и прямо на улице отцу стало плохо. Девочка в панике бросилась за помощью.
Врачи тогда были категоричны: сцену нужно оставить. Но он их не послушал, выпросив себе хотя бы два спектакля в месяц. Он и правда не мог без этого жить.
На его рабочем столе так и остался лежать том Шекспира, испещренный пометками — в тайне от всех он готовил роль Отелло, мечтая, что когда-нибудь выйдет на сцену в этом спектакле вместе со своей Леночкой.
Он видел в ней огромный дар и верил, что она станет гордостью МХАТа. Но отец не мог предвидеть одного: его враги в театре жестоко отомстят дочери, а его рядом уже не будет, чтобы встать на ее защиту.
Отца не стало, когда Лене было всего семнадцать. Она заканчивала школу, круглая отличница, папина гордость.
Он как раз успел достроить для семьи дачу в театральном поселке Валентиновка. Лена обожала это место. Летом там собиралась шумная ватага актерских детей.
Высокая, стройная, с великолепной фигурой, она была душой компании: с азартом играла с ребятами в футбол, блистала в волейболе и была настоящей королевой их маленького мира.
Кажется, все мальчишки в поселке были от нее без ума. А она отдала свое сердце первому красавцу и весельчаку — Никите Подгорному, который тоже потом станет известным актером.
Это была ее первая, яркая и взаимная влюбленность. Но роман быстро угас, а вместе с ним закончилась и вся беззаботная юность. Смерть отца провела черту, за которой все стало по-другому. Его ей будет не хватать всю оставшуюся жизнь.
Для их семьи начались непростые времена. Хотя многие коллеги по театру жили с ними в одном подъезде, в тяжелую минуту руку помощи протянули лишь единицы — те немногие, кого по-настояшему ценил и сам Борис Георгиевич.
Их поддержку Елена запомнила на всю жизнь. Ее мама, Мария Юльевна, тоже была артисткой МХАТа. Женщина властная и строгая, она пыталась полностью контролировать дочь, из-за чего их отношения были весьма натянутыми. Лена всегда была папиной дочкой. От отца она взяла не только его огромный талант, но и его непростой, прямой характер.
На следующий год Елена с золотой медалью окончила школу и с первой же попытки поступила в студию МХАТ. Ее дарование было настолько очевидным, что сомнений не возникло ни у кого, тем более что многие педагоги помнили и чтили ее отца.
Она выросла за кулисами, впитав с детства высочайшие стандарты профессии. Видя перед собой пример отца и других мхатовских титанов, она не признавала компромиссов.
Лена не прощала халтуры и могла поспорить с самыми авторитетными преподавателями. Однажды, когда один из них серьезно опоздал на репетицию, она подговорила всю группу уйти в другой зал заниматься самостоятельно.
Вызванная «на ковер» к ректору, она без тени смущения заявила, что педагогам тоже не мешало бы быть более ответственными.
История вышла громкая. Ректор студии, Георгий Герасимов, немедленно потребовал отчислить Добронравову с третьего курса с формулировкой «за профнепригодность».
На самом деле это была месть.
Много лет назад ее отец на экзаменах прямо заявил, что сын Герасимова бездарен. Юношу тогда все равно приняли, но актером он так и не стал. И вот теперь появился шанс свести счеты.
Но за Елену вступилась ее тетя, родная сестра отца, легендарная вахтанговская актриса Елизавета Алексеева.
Обладательница всех мыслимых наград, она пригрозила ректору, что пойдет жаловаться лично Сталину. Герасимов испугался и отступил.
Но Елена не захотела оставаться там, где ее унизили. Она перевелась в Щукинское училище, где преподавала любимая тетя, которая была ей ближе и роднее матери.
Окончив «Щуку», она пришла в театр имени Вахтангова. И хотя позже она не раз пожалеет об этом решении, тогда жизнь повернулась именно так.
А за спиной у нее уже шептались. Стали говорить, что она актриса не по таланту, а по блату, по праву рождения.
По Москве поползли слухи о ее скверном характере, заносчивости и чуть ли не душевном нездоровье. К сожалению, некоторые ее дальнейшие поступки лишь подливали масла в огонь этих сплетен.
В «Щуке» Елена поначалу держалась особняком — все-таки пришла в чужую, уже сплоченную группу. Но она не только не потерялась, а быстро стала одной из лучших.
Педагоги ее обожали. Руководитель курса Анна Орочко, ученица самого Вахтангова, видела в ней огромный потенциал.
А Владимир Москвин, сын знаменитого мхатовца, говорил студентам:
— Слушайте Ленку Добронравову внимательно. Это эталонная русская речь. Она сама — живой Островский.
И правда, ее дикция была безупречной. Эта певучая, чуть растянутая старомосковская манера речи придавала ей неповторимое очарование.
Конечно, у нее сразу появились ухажеры. С Григорием Абрикосовым они останутся друзьями на всю жизнь, а с Леонидом Сатановским у нее случится недолгий, но яркий роман, который завершится довольно громко.
Как-то раз они с Сатановским шли под руку по Никитскому бульвару. Навстречу им двигалась другая пара, в которой блистала юная красавица Майя Менглет в ярком светлом костюмчике.
Когда они проходили мимо, Леонид не удержался и громко восхитился:
— Боже, какая прелестная девушка! Вот она мне нравится.
Реакция Елены была мгновенной — звонкая пощечина прервала его восторги.
Отношения на этом закончились, и, кажется, она не слишком об этом жалела. Этот юноша был так далек от того идеала мужчины, которым всю жизнь оставался для нее отец.
А Сатановский, к слову, вскоре женился на той самой Майе Менглет, и они прожили долгую и счастливую жизнь. Елена зла не держала, но при встречах всегда чувствовала от их пары какую-то прохладу и старалась держаться подальше.
Сцена и экран
В профессии поначалу все складывалось куда удачнее, чем в личной жизни. Глава театра Рубен Симонов сразу разглядел в ней породу и талант.
Едва она окончила училище, как он начал вводить ее на ведущие роли, сделав главной героиней вахтанговской сцены. А Симонов знал толк в женской красоте — о его актрисах-красавицах тогда говорила вся театральная Москва.
И в том же 1954 году грянул ее триумф в кино. За сложную роль Кати Травниковой в фильме «Большая семья» ее наградили на Каннском кинофестивале.
О молодой актрисе заговорили все. Казалось, впереди блестящая карьера, но этот успех так и остался для нее главным.
Что помешало — ее характер или просто злой рок? Рассказывают, что на банкете по случаю премьеры она, подняв бокал с могущественным главой «Мосфильма» Иваном Пырьевым, неосторожно бросила, что их фильм обошел по сборам его последнюю картину.
Случайность ли, но пока Пырьев был жив, на главную киностудию страны ее больше не звали.
Так в 50-е годы несколько звездных ролей прошли мимо нее. Вместо нее Дездемону в «Отелло» сыграла дебютантка Ирина Скобцева. А роль Вероники в фильме «Летят журавли» ушла к Татьяне Самойловой.
И это притом, что Добронравова была уже утверждена, и именно ее видел в этой роли автор сценария Виктор Розов.
— Когда я писал Веронику, — вспоминал он, — я представлял себе мою жену Наденьку, настоящую русскую красавицу, блондинку.
Но режиссер Михаил Калатозов решил иначе, отдав роль студентке Самойловой. Он посчитал, что Добронравова выглядит «слишком по-взрослому».
Розов был страшно разочарован, и только после триумфа картины признал правоту режиссера, сказав Татьяне: «А вы все-таки меня победили…»
Успех фильма и Самойловой был ошеломительным, мировым. Елена, конечно, очень переживала. Но в ней не было зависти.
Она понимала, что проиграла в честной борьбе. Самойлова не интриговала, не шла по головам. Просто режиссер увидел свою героиню именно в ней. И, как показало время, он не прогадал.
Но, к сожалению, дорогу ей чаще всего переходили совсем не таланты. А сама она не умела бороться за роли нечестными методами.
Использовать женское обаяние для продвижения по службе она считала ниже своего достоинства. Характер у нее был отцовский.
Рассказывают, как в начале карьеры она вылила тарелку вермишели на голову режиссеру Самсону Самсонову, когда тот начал слишком настойчиво ухаживать за ней прямо на съемочной площадке.
В итоге фильм «За витриной универмага» доснимали уже со Светланой Дружининой.
Елене приходилось браться за то, что давали. Да, у нее были главные роли, но в картинах, не ставших событиями. А ее амбиции требовали большего. Не зря она часто с горечью повторяла:
— Если решил стать актером, забудь слово «справедливость» раз и навсегда.
И все же ее много снимали, и нельзя сказать, что ее киносудьба не сложилась. Порой ей давали совсем крошечные эпизоды, даже без текста. Но она умела одним только взглядом передать то, на что другим не хватило бы и целой картины.
На съемках фильма «Город зажигает огни» она познакомилась с Олегом Борисовым, и между ними проскочила искра. Этот тихий, глубокий и безумно талантливый человек был так похож на ее идеал.
Но увы, они встретились слишком поздно. Борисов был женат, у него рос сын.
А роман с женатым мужчиной был для нее абсолютным табу.
Поэтому до конца дней они оставались лишь друзьями — близкими, нежными, но только друзьями.
Она была, что называется, «золотой молодежью» и по советским меркам жила в роскоши. От отца ей осталась огромная квартира в центре Москвы, полная антиквариата, и дача в элитном поселке.
У нее была собственная машина, которую она водила с виртуозностью гонщика. Правда, быт ее совершенно не интересовал — много лет всеми домашними делами занималась экономка Настя.
В театре она была примой, спектакли с ней шли при полных залах. Ее фото продавалось в киосках, под нее писали пьесы. Она объездила полмира и обожала Париж, о котором могла рассказывать бесконечно.
Конечно, такому успеху и такой независимости многие завидовали. А ее внутреннюю ранимость, которую она прятала за маской отчужденности, принимали за высокомерие.
Ее одиночество в театре вовсе не означало одиночества в жизни. Она вышла замуж за известного писателя Эдуарда Шима, и этот брак ввел ее в новый, литературный мир.
Однако одними разговорами об искусстве семейное счастье не построишь. Муж был заботлив, но настоящей любви, той самой, всепоглощающей, между ними не случилось.
Детей тоже не было, о чем Елена очень жалела. Почему они в итоге расстались, никто не знает. Она никогда не отзывалась о людях дурно. Она просто молча стирала их из своей памяти.
Семидесятые принесли перемены. Ушел из жизни Рубен Симонов, который когда-то и открыл ее. Театр возглавил его сын Евгений, который начал делать ставку на молодежь.
Добронравову стали занимать в репертуаре все реже. Она ждала своего шанса в кино, и, казалось, дождалась. Ее практически без проб взяли на роль Любы Трофимовой в картину «Офицеры».
Режиссер был уверен: именно такой и должна быть женщина, в которую можно быть влюбленным всю жизнь.
Но Елена посчитала сценарий слишком плоским. Она пришла к режиссеру с идеей: а что если ее героиня тоже полюбит Ивана Варавву, но, выбрав долг, останется с мужем и будет тайно страдать всю жизнь?
Ее партнер по театру и фильму Василий Лановой, игравший Варавву, сначала ее поддержал. Ему тоже была непонятна эта платоническая любовь.
Но мудрый оператор Михаил Кириллов объяснил ему:
— Вася, пойми, в этом вся суть русского офицерства! В этой жертвенности.
Лановой понял, что это гениальный актерский ход. А вот Елена продолжала стоять на своем.
В итоге роль отдали другой актрисе.
Что интересно, с Лановым их всю жизнь связывала настоящая, теплая дружба. Она даже была свидетельницей на его свадьбе с Ириной Купченко.
Супруги Лановые всегда говорили о ней с огромной нежностью. Василий Семенович видел, как тяжело она переживала эту потерю роли. Обида душила ее. Он как мог утешал подругу.
— Главное ее качество – невиданная красота и необычное мышление, — говорил он.
Годы спустя Елена и сама признавалась, что жалеет о своем упрямстве. Возможно, это был тот единственный раз, когда стоило промолчать и уступить.
После этой истории шлейф «скандалистки» закрепился за ней окончательно. Она была все так же красива, все так же талантлива, но режиссеры предпочитали с ней не связываться.
За следующие десять лет — лишь пара проходных ролей. А к концу 80-х она почти исчезла и со сцены. Лучшие годы были позади.
Наталья Белохвостикова, которая снималась с ней в ее последней большой картине «Тегеран-43», сказала о ней очень точно:
— Она была безумно красивой, удивительно интеллигентной, тонкой образованной женщиной, но тени великих родителей для детей тяжелы… Это не значит, что они менее талантливы, но у нее не было разгона, не было возможности ударной ролью доказать это.
Последние годы
Когда ей было уже под шестьдесят, в ее жизни случился последний романтический эпизод. Из Парижа приехал ее давний поклонник, француз с русскими корнями из княжеского рода Голицыных.
Он был влюблен в нее много лет и приехал, чтобы сделать предложение и увезти с собой. Но она отказала.
К тому времени она уже знала о своей тяжелой болезни и не хотела быть для него обузой. Да и как она могла жить без России?
Лихие девяностые стали для нее тяжелым испытанием. Театр поступил благородно и продолжал платить ей ставку, но на эти деньги было не прожить.
Пришлось потихоньку распродавать семейный антиквариат. Единственным близким человеком рядом оставалась верная Настя, которой она в итоге и оставила все свое имущество.
Последним ее желанием было установить мемориальную доску на их доме в память об отце. Она долго обивала пороги чиновников, но ей везде отказывали — имя великого Бориса Добронравова уже было забыто.
Мужчины, равного отцу по духу и таланту, она в своей жизни так и не нашла, предпочтя ему одиночество.
Ее не стало в январе 1999 года. Ей было 66. Ушла из жизни женщина редкой, пронзительной и трагической красоты.