Первый день февраля 1989 года. Тревожный звонок разрезает тишину московского вечера, и бригада «скорой помощи» мчится по адресу на улице Гиляровского.
Здесь, в новенькой, еще пахнущей краской квартире, которая должна была стать символом успеха и новой жизни, на полу лежит человек без сознания.
Это ее хозяин, Юрий Богатырев — артист, чье имя знала вся страна, один из самых востребованных и, как следствие, обеспеченных актеров своего времени.
Вокруг него — хаос недавнего праздника и веселая компания так называемых друзей.
Буквально час назад они шумно отмечали его удачу — огромный гонорар, полученный за работу в фильме у самого Никиты Михалкова.
Теперь же они с тревогой наблюдают, как врач неотложки склоняется над их товарищем.
Пытаясь запустить остановившееся дыхание и вернуть его к жизни, медик делает инъекцию… и этот укол становится роковым. Сердце гиганта замирает. Навсегда.
Однако то, что случилось дальше, просто не укладывается в голове, выходя за все рамки человеческой морали. Это был самый жуткий и циничный эпизод всей этой трагической ночи.
Пока тело Юрия Богатырева еще не успело остыть, люди, которые только что пили за его счет и клялись в вечной дружбе, с ледяным спокойствием и деловитостью начали выносить из его квартиры все ценное.
Мародерство в присутствии того, кого они якобы любили.
Именно поэтому этот рассказ будет не о его фильмографии и не о громких театральных премьерах.
Это повествование о другом — о беззащитной, почти детской доброте огромного таланта, которую окружающий мир цинично и расчетливо принял за слабость, сделав ее его ахиллесовой пятой.
Это история о том, как люди, которых он считал самыми близкими, беззастенчиво пользовались им, пока он дышал, и не побрезговали обобрать его, когда он перестал дышать.
Это трагедия огромного, могучего человека, внутри которого до последнего дня жил испуганный, ранимый и отчаянно ищущий любви ребенок.
Мы нашли для вас ещё одну пронзительную историю, мимо которой сложно пройти мимо:
Богатырь с душой ребенка
Чтобы по-настоящему осознать масштаб его личной трагедии, необходимо заглянуть в самую суть его натуры.
Юрий Богатырев был чужеродным элементом в нашем прагматичном мире, с его вечной борьбой за место под солнцем, с его цинизмом и жестокостью. Он был словно гость из другого, более тонкого и светлого измерения.
Внушительный фасад, его мощная, почти былинная стать, оказались всего лишь обманчивой броней.
За этой богатырской внешностью пряталась невероятно хрупкая, трепетная и практически беззащитная душа художника, душа маленького мальчика.
Юрий Богатырев в фильме «Нежданно-негаданно», 1983
Этот внутренний разлом, этот диссонанс между внешним и внутренним, был заложен в нем с самых ранних лет.
Его отец был настоящим морским волком, офицером, который спал и видел, как его сын пойдет по его стопам и продолжит славную военную династию.
Недолго думая, он определил Юру в знаменитое Нахимовское училище. Однако для мягкого, артистичного, тонко чувствующего мальчика это заведение с его муштрой и строгими порядками превратилось в персональный ад.
Он был физически неспособен на грубость и агрессию, за что его постоянно травили и обижали другие, более жесткие курсанты.
В конце концов, его терпение лопнуло. Он совершил побег, раз и навсегда сделав свой главный жизненный выбор: он предпочел мир творчества и красоты миру грубой силы и армейской дисциплины.
И этот панический, почти детский ужас перед необходимостью причинить кому-то боль остался с ним до самого конца.
Пожалуй, ярчайшим примером этого стали его невероятные страдания во время работы над легендарной картиной «Свой среди чужих, чужой среди своих».
По сценарию, его герой должен был со всей силы ударить персонажа Александра Кайдановского, который в жизни был его хорошим приятелем.
Для Богатырева, который в реальности и мухи бы не обидел, эта актерская задача стала непреодолимым препятствием. Он впал в настоящую панику.
Он со слезами на глазах отказывался выходить на площадку, буквально умолял режиссера Никиту Михалкова найти какой-то другой выход.
— Я не могу, я не умею, я боюсь сделать ему больно! — твердил он, как заведенный.
И это не было капризом избалованной звезды или актерским кокетством. Он действительно, на каком-то глубинном, физиологическом уровне не мог заставить себя причинить физическую боль живому существу.
Эта почти младенческая беззащитность, это полное неумение быть «настоящим мужиком» в грубом, обывательском понимании этого слова, красной нитью проходило через всю его жизнь и проявлялось буквально в каждом его поступке.
Юрий Богатырев в фильме «Свой среди чужих, чужой среди своих»
Его щедрость была легендарной и доходила порой до абсурда.
Он мог легко одолжить колоссальные по советским меркам суммы, а потом ему было неловко даже напомнить должнику о возврате.
Он предпочитал молча проглотить обиду и остаться без денег, лишь бы не ставить человека в неудобное положение.
Он панически боялся показаться грубым, поэтому не мог отказать практически ни в одной просьбе.
Как маленький ребенок, он отчаянно нуждался в том, чтобы его хвалили и одобряли. Любое неосторожное слово, любой критический отзыв могли ранить его в самое сердце и довести до слез.
За фасадом двухметрового исполина, любимца всей страны, скрывался потерянный, одинокий мальчик, который больше всего на свете хотел, чтобы его просто любили.
И окружающий мир очень быстро прощупал это уязвимое место и научился бить по нему без промаха.
Одиночество в толпе: формальный брак и настоящая тоска
Вся его личная жизнь стала логичным продолжением этой внутренней драмы. Он действительно был не таким, как большинство мужчин.
Юрий искренне преклонялся перед женщинами, обожал находиться в их компании, с упоением писал их портреты. Но его отношение к ним носило скорее возвышенный, рыцарский характер, лишенный земной страсти.
Ему были чужды простые, плотские отношения, грубый напор. Эта его «инаковость», его тонкая душевная организация, делала его еще более чужим и одиноким в мире, который жил по совершенно другим, куда более примитивным правилам.
В какой-то момент, дойдя до предела в своем тотальном одиночестве, он пошел на шаг отчаяния. Он решил жениться.
Его выбор пал на актрису Надежду Серую, которая жила с ним в одном актерском общежитии.
Это нельзя было назвать любовью в классическом смысле этого слова. Скорее, это был пакт о взаимопомощи, союз двух потерянных и одиноких душ.
Надежда была старше, у нее уже был ребенок и такая же, как у него, неустроенная судьба. Она увидела в нем родного по духу человека. А он в ней — шанс обрести тихую гавань и построить хотя бы видимость нормальной семьи.
Надежда Серая и Юрий Богатырев
Их брак с самого начала был фиктивным, почти бестелесным. Предложение Юрий сделал совершенно спонтанно, на одной из шумных вечеринок.
После росписи молодожены так и не съехались, продолжая жить каждый в своей комнате в том же общежитии.
Но для него этот штамп в паспорте имел огромное значение. Он давал ему спасительное чувство, что он не совсем один в этом мире, что где-то есть «его жена».
Есть одна примечательная деталь: о своей женитьбе Юрий так и не рассказал матери. На этом настояла сама Надежда.
Она трезво оценивала ситуацию и понимала, что она — 37-летняя, малоизвестная актриса с ребенком на руках — выглядит совершенно неподходящей партией для всесоюзной знаменитости. Она буквально умоляла его сохранить их брак в тайне от его матери.
Когда в 1988 году Богатырев наконец получил собственную однокомнатную квартиру, он позвал Надежду переехать к нему. Обещал, что продаст «однушку», добавит денег и купит для их семьи двухкомнатную.
Но она ответила отказом. Ей хотелось сперва встать на ноги и получить свое жилье, к тому же, она не была уверена, что они смогут ужиться под одной крышей. Да и дочка очень скучала по родному отцу.
Так они и продолжали свой гостевой брак: жили порознь, иногда встречались, созванивались, но разводиться не спешили.
Тем временем долгожданная квартира Юрия Богатырева стремительно превращалась в некое подобие вокзала или постоялого двора.
Из-за своего патологического неумения отказывать людям, его дом стал местом паломничества для бесчисленных «друзей»: коллег по театру, случайных собутыльников и откровенных нахлебников.
Двери его квартиры не закрывались ни днем, ни ночью. Гости приходили без приглашения, опустошали его холодильник, пили за его деньги и беззастенчиво эксплуатировали его доброту.
А сам Юрий, даже смертельно устав от этого бесконечного балагана, продолжал натягивать на лицо маску гостеприимного хозяина.
Все потому, что тишина пустых стен пугала его гораздо больше, чем назойливость гостей. Эти вечно пьяные и шумные сборища были его единственным, пусть и суррогатным, лекарством от всепоглощающего, невыносимого одиночества.
И все-таки, казалось, под занавес его недолгой жизни в этом беспросветном туннеле забрезжил свет.
Во время работы над спектаклем с зарубежным режиссером он познакомился с женщиной по имени Кларисса Столярова, которая работала переводчицей.
Кларисса была умной, тонкой, интеллигентной женщиной. Похоже, она оказалась первым и единственным человеком за долгие годы, кто сумел разглядеть за маской знаменитого артиста его истинную суть и принять его всего, без остатка, со всеми его странностями и душевными ранами.
Она не принадлежала к той стае, что его окружала. Ей не нужны были его деньги или слава. Вместо этого она окружила его тихой заботой, пыталась навести порядок в его хаотичной жизни.
Между ними завязались по-настоящему глубокие, серьезные отношения. Для Богатырева это был последний шанс, отчаянная попытка вырваться из порочного круга и начать совсем другую, настоящую жизнь.
Он даже всерьез подумывал о разводе. Но у судьбы были свои планы.
Роковой укол и пир мародеров
В том роковом январе 1989 года на Юрия свалилось целое состояние — он получил гонорар за съемки в итало-советском фильме Михалкова «Очи черные».
И, как всегда, верный себе, он не смог удержаться. Он тут же созвал всю свою «свиту», чтобы отметить это событие. Праздник в его новой квартире затянулся, и в самый его разгар Юрию неожиданно стало дурно.
Приехавший по вызову врач «скорой» совершил трагическую ошибку. Он не мог знать, что Богатырев давно и плотно сидел на определенных препаратах, которые помогали ему справляться с депрессией.
Не зная этого, медик ввел ему стандартное в таких случаях лекарство. Оно оказалось абсолютно несовместимым с тем, что уже было в крови актера.
Реакция была мгновенной. Сердце остановилось. Ему был всего 41 год.
То, что случилось потом, стало самой точной и беспощадной иллюстрацией мира, который его окружал.
Как только прозвучали слова врача, констатировавшего финал, «друзья» переглянулись и без лишних слов приступили к делу.
Его двоюродная сестра, приехавшая на страшную весть, застала в квартире картину полного разгрома. Она была пуста.
Исчезло все: не только пачки денег из свежего гонорара, но и редкие книги, его собственные картины, которые он так ценил, хорошая одежда и — самое святое — наградной кортик его отца.
Все те, кого он так искренне считал своими друзьями, кого привечал и кормил со своей ладони, на деле оказались хищной стаей, которая не погнушалась обчистить еще не остывшее тело своего благодетеля.
Надежда, его формальная жена, узнала о случившемся только на следующий день. Услышав страшную новость, она тут же примчалась.
Мать Юрия, впервые в жизни увидев женщину, которая оказалась ее невесткой, была в полном смятении. Но ее первой, инстинктивной реакцией была мысль о материальном — о квартире, о наследстве, о том, как теперь все это делить.
Однако Надежда поступила с тем благородством, которое, несомненно, оценил бы сам Юрий.
Она категорически отказалась от любых притязаний на имущество, не взяв себе абсолютно ничего. Единственное, о чем она попросила, — это позволить ей забрать на память один из его рисунков.
Буквально за считанные дни до трагедии Юрий с восторгом ребенка готовился к важнейшему событию своей жизни — открытию первой персональной выставки его картин.
Он так мечтал, чтобы его признали не только как артиста, но и как живописца. Увы, дожить до этого светлого дня ему было не суждено.
Юрий Богатырев был не просто гениальным актером. Он принадлежал к вымирающему виду людей — он был абсолютным, бескомпромиссным альтруистом, большим и доверчивым ребенком, волею судеб заброшенным в клетку со взрослыми, голодными хищниками.
Его погубила не болезнь и не вредные пристрастия. Его погубила его собственная безразмерная доброта и наивная, непоколебимая вера в то, что все люди хорошие.
Он распахивал свою душу настежь перед каждым встречным, а в нее раз за разом смачно плевали.
Он был готов отдать последнюю рубашку, а с него в итоге содрали все, что могли, даже после того, как его сердце остановилось.
Его трагическая история — это вечное и горькое напоминание о том, как смертельно опасно быть большим, добрым и беззащитным талантом в этом циничном и прагматичном мире.