Народный артист СССР Евгений Евстигнеев знаменит своими искромётными импровизациями. Причем на театральной сцене они случались значительно чаще, чем в кино. И у этого, как оказалось, были свои, вполне прозаичные причины.
Уже будучи знаменитым актёром, в конце 80-х на творческом вечере в ДК ЗИЛ он рассказал поклонникам, что, оказывается, у него часто случались провалы в памяти, когда он забывал свои реплики по сценарию:
«Мои импровизации в ролях — это не демонстрация остроумия, а результат забывчивости. К сожалению. И этим я страдаю давно. Ещё в театральном училище бывало, что я забывал реплики по сценарию и заменял их своими фразами. Кому-то это не нравилось. И мне, кстати, тоже. А вот моего учителя Павла Владимировича Массальского это очень забавляло. Хотя хорошими оценками он меня не баловал…»
Позже в театре подобное случалось нередко, и ему приходилось выходить из положения, импровизируя в образе своего персонажа. Бывало, что его коллеги по сцене входили в ступор, когда актёр выдавал фразу, отсутствующую в сценарии.
Например, в спектакле «На дне», который шёл на сцене «Современника», Евстигнеев играл Сатина и однажды начисто забыл свои слова в сцене попойки с босяками. У Горького монолог этого персонажа звучит следующим образом: «Человек! Это – великолепно! Это звучит гордо! Че-ло-век! Надо уважать человека».
Когда пришло время этим словам, Евстигнеев вспомнил только начало: «Человек… О! Человек это…» Потом он многозначительно затянулся папиросой и гордо продекламировал: «Человек — это я!», плюнул и ушёл за кулисы.
Но режиссёру Галине Волчек понравилась такая интерпретация Сатина, поэтому в следующих спектаклях он завершал свой монолог с гордым видом добавляя в конце: «Человек – это я!»
А вот на спектакле «Овод» ему пришлось импровизировать уже по чужой вине. В финале спектакля именно персонаж Евстигнеева должен был привести приговор в исполнение и застрелить из пистолета главного героя.
Как и положено по мизансцене, он подвёл Овода к стене тюрьмы и навёл на него пистолет. Далее за кулисами звукорежиссёр должен был произвести звук выстрела. Но однажды этот звук не прозвучал. Пауза затянулась, зрители недоуменно зашушукали, а помощник режиссёра из-за кулис нервно прошептал актёрам: «Сейчас, всё будет, подождите немного…»
На сцене надо было как-то отыграть паузу, и Евстигнеев сделал вид, что пистолет у него якобы заело. Он стал его трясти, повернул на себя и заглянул в дуло. И в этот самый момент раздался громкий выстрел.
Понимая, что он прозвучал совсем некстати, Евстигнеев стал падать и схватился за Овода. А тот, в свою очередь, от неожиданности схватился за фанерную стенку «тюрьмы», которая с грохотом повалилась на сцену. Перед полным зрительным залом произошёл тот случай, который театральным режиссёрам снится только в кошмарных снах.
Но Евстигнеев не вышел из образа. Он выкарабкался из под упавшей декорации и властно прокричал опешившим солдатам: «Поднять тюрьму! Немедленно!»
Разумеется, сломанные декорации поднимать не стали и быстро опустили занавес.
Удивительно, но зрители приняли всё как должное, как кульминационный финал пьесы. Поэтому стали аплодировать. Получилось, что спектакль был спасён.
В кино тоже происходили подобные ситуации. По воспоминаниям Эльдара Рязанова, похожая история произошла с Евстигнеевым на съёмках фильма «Берегись автомобиля». В эпизоде общего собрания народного театра, где его персонаж выступает перед самодеятельными актёрами, он предлагает им: «замахнуться на Шекспира»
В первом же дубле Евстигнеев вдруг забыл на кого надо «замахнуться». Он сделал задумчивую паузу, но потом всё же вспомнил и с расстановкой сказал: «на Вилья́ма, понимаете, нашего Шекспира».
Он был уверен, что провалил этот дубль, поэтому во втором уже отыграл всё как положено, без заминок. Но при монтаже выяснилось, что тот первый дубль оказался самым ярким и смешным. И Рязанов его вставил в фильм.
Ещё больше Евстигнеев импровизировал в комедии «Невероятные приключения итальянцев в России». И опять по причине того, что путался в своих репликах по сценарию. И снова Рязанов включил в фильм большинство его импровизаций.
Евгений Александрович был очень ответственным человеком и часто расстраивался из-за своей забывчивости. Особенно в тех случаях, когда по его вине приходилось переигрывать дубли и другим актёрам. Тем не менее, режиссёры стояли к нему в очереди.
Талант этого великого артиста, который мог сыграть одним взглядом или жестом то, что другим не удавалось и со словами, перекрывал все его недостатки.
Дина Нерубина.