«Между нами… образовалась вольтова дуга». Георгий Мартиросян — о романе с Татьяной Васильевой, работе с Гурченко и Папанове

77-летний актер рассказал, кто лишил его роли Портоса, как ему жилось с Татьяной Васильевой и каков на вкус одеколон «Шипр»

Голубоглазый красавец с кавказской харизмой. Он кружил головы как актрисам, так и зрительницам, хотя чаще играл бандитов и подлецов. В гостях у “Жизни” звезда фильмов «Любить по-русски» и «Пираты XX века» Георгий Мартиросян.

Георгий Мартиросян. Фото: legion-media.ru

Георгий Мартиросян. Фото: legion-media.ru

— Ваш любимый фильм в детстве и актер, на которого Вы хотели быть похожим?

— Помню, что много раз смотрел «Карнавальную ночь» с Гурченко. Потом так случилось, что мы с ней познакомились. Она очень интересный человек, волевой, настоящая звезда. Все, что в ней было, — это невероятное женское обаяние, и она им пользовалась очень умело — хохотала, кокетничала. А вот в работе она была очень строга.

— Вы с ней встречались в компаниях?

— Нет, был фильм «Моя морячка». Снимали его в Крыму, в Коктебеле, и все боялись к Гурченко подходить, потому что она очень строга была. Аура вокруг нее такая возникала — натыкаешься всегда на стену строгости.

— Вам с ней все-таки удалось найти общий язык?

— Да. У Любови Полищук и ее мужа Сергея Цигаля в Коктебеле был дом. И мы с Серегой решили сделать рыбную солянку. И не с простой рыбой, а с осетриной. А у Сереги на Азовском море были знакомые рыбаки. Он им заранее позвонил, попросил. Они сказали: «Приезжай, все будет». Приехали мы к рыбакам, они нам выловили большого осетра, и Серега дома сделал солянку — целое ведро. Это было безумно вкусно! Собрался узкий круг, все свои, в том числе и Людмила Марковна. И вот в этот день она была абсолютно раскрепощена, шутила, анекдоты рассказывала и даже три стопочки водки выпила.

Георгий Мартиросян много раз смотрел «Карнавальную ночь» с Людмилой Гурченко. Фото: legion-media.ru

Георгий Мартиросян много раз смотрел «Карнавальную ночь» с Людмилой Гурченко. Фото: legion-media.ru

— С Папановым Анатолием Дмитриевичем Вам также посчастливилось работать…

— Ой, чудный человек был! Потрясающий! Он был таким мягким, тактичным и в то же время — глыба. Как айсберг, у которого видна только верхушка, а все остальное скрыто от глаз под водой. Таких актеров уже нет. И, не знаю, будут ли.

— Он уже не пил, когда Вы с ним работали?

— Он не пил, но любил вспоминать о выпивке. Иногда подходил, и у нас завязывался примерно такой диалог: «Ты сегодня махнешь?» — спрашивал он. «Обязательно», — говорю. «Сколько?» — Не знаю». — «Ну полкило-то возьмешь?» — «Однозначно». Да, так он вспоминал свои алкогольные ощущения. Хоть и не пил, а все равно интересно ему было. Скажешь, бывало: «Ох, мы вчера…» А Анатолий Дмитриевич так заинтересованно: «Ну-ну-ну, сколько?» — «Ну, по восемьсот, наверное» — «О-о-о!»

— В Ростове у Вас была интересная история, когда на Вас пожаловались зрители. За что?

— Мы играли сказку после Нового года 1 января. Начало в десять утра. Можете представить? А мы в восемь уже пришли. Молодые еще были. И вот это не выветрившееся настроение сказалось… Зрители сначала не поняли, в чем дело, а потом пожаловались. И я был в списке для наказания, и даже чуть ли не возглавлял его.

Анатолий Папанов. Фото: legion-media.ru

Анатолий Папанов. Фото: legion-media.ru

— Когда Вы в первый раз напились?

— Это на первом курсе было. Первое занятие, все перезнакомились. Кто-то из ребят жил напротив театра Горького, решили у него дома отметить. Купили, помню, портвейна «три семерки», и все надрались. Я пришел домой, сел на кровать, потом прилег, и у меня в голове начался «вертолет». Ужас! Я снова сел и просидел так до утра.

— Что самое ужасное Вам довелось пить?

— Ну, вот этот самый портвейн.

— А одеколон «Шипр»?

— А-а, это в общежитии театра Ленинского комсомола было. Хотелось выпить, а нечего. И Толя Солоницын мне сказал: «Слушай, есть «Шипр». Я удивился: «Да ладно, одеколон я не пью». «Ну так давай попробуем», — предложил он. Вылили содержимое флакона в металлический ковш. Толя разбавил его водой, отчего жидкость стала совершенно белой. Я попробовал — мылом отдает и «Шипром». Но выпили.

— Рост у Вас 190 сантиметров. Сложно было жить с таким ростом в СССР?

— Сложно. Я сам ростовчанин, в 24 километрах от родного города — Новочеркасск. Там в свое время была такая оживленная «толкучка», рынок, как в Одессе. Мы туда ездили за одеждой, это был 1964 год. И вот стоит на этом рынке бабушка в плюшевом зипуне и продает джинсы «Леви Страус».

— В 1964-м году?

— Именно. Джинсы и какая-то запечатанная рубашка, клетчатая. Я спрашиваю: «Бабулечка, а что это у вас?» Она говорит: «Да это у нас сынок из Канады деду присылает. Дед не носит, говорит, что он — не попугай. Смотрю — мой размер. Вот я ей сразу и предложил: «Бабулечка, я буду вашим постоянным клиентом. Если дед не хочет носить, то я — с удовольствием». Потом все спрашивали, откуда у меня такая фирма. Я не говорил откуда. И много лет пользовался этим знакомством с нужной бабушкой.

— Когда Вы поняли, что у Вас внешность киногероя?

— Специально это не осознаешь, но когда видишь себя в зеркале, начинаешь понимать. Даже когда в ТЮЗе работал, у меня порядка шести-семи главных ролей было. Как говорят в театре, если внешность героическая — значит, герой.

Георгий Мартиросян во всех смыслах всегда был видным мужчиной. Фото: legion-media.ru

Георгий Мартиросян во всех смыслах всегда был видным мужчиной. Фото: legion-media.ru

— Первый раз Вы женились очень рано. Это была любовь или влюбленность?

— Это была влюбленность-любовь, серьезное сочетание. Абсолютно точно. Но мы разошлись — была серьезная проблема: меня незаслуженно приревновали. У меня были очень близкие друзья, и однажды мы договорились сделать шашлык. Я встал в пять утра, поехал на рынок, купил баранину, замариновал. Когда все собрались, я стоял с шампурами у мангала — жарил, подавал. Выпил рюмочку-другую за компанию. А Люда, которая пришла с какой-то подружкой, стала меня уговаривать — давай, мол, уедем. Что-то ей не понравилось. Приревновала к кому-то. Я отказался: «Уезжай со своей подругой, если хочешь, а я остаюсь». Честно, я взбесился просто.

— И из-за этого Вы развелись?

— Да. Была какая-то интрига против меня, несправедливость. С этого начался конфликт. В конце концов я к родителям и уехал.

— Да вы что, неужели все до такой степени накалилось?

— Для меня это было очень серьезно.

— Вы не можете простить женщине ревность или неуважение?

— Неуважение. Это было неуважение.

— А она потом пыталась с Вами помириться, попросить прощения?

— Какая-то попытка неуклюжая была, но я не пошел на примирение, уж очень был обижен. Такое вот молодое упрямство или упертость у меня тогда было, не знаю.

— У Вас же еще и сын появился в этом браке. Я знаю, что Вы его забрали. Тоже больной вопрос, мальчику уже 12 лет. Его пришлось уговаривать?

— Нет, мальчик не нуждался в уговорах, он с удовольствием остался со мной. У нас были и остались очень хорошие отношения. Сейчас ему 55 лет. Лет пять назад он мне сказал, что надвигается юбилей. Я удивился: «Чей?» Не сообразил сразу. А потом подумал: «Господи, ему уже 50». Он родился, когда мне был 21 год.

— Мама его легко отпустила?

— Я ее убедил. К тому же она стала выпивать, и я просто испугался всего этого.

— И при этом Вы супругу всю жизнь поддерживали.

— Да, всегда поддерживал. Я ей очень много денег отсылал.

— А почему? Вы расстались, ребенок с Вами.

— Просто пришло какое-то переосмысление, и появилось сострадание. Ведь она осталась одна, да и с профессией у нее не получилось.

Георгия Мартиросяна и Татьяну Васильеву связывал очень бурный роман. Фото: legion-media.ru

Георгия Мартиросяна и Татьяну Васильеву связывал очень бурный роман. Фото: legion-media.ru

— Татьяна Васильева рассказывала, что Вы пришли в театр таким красивым, что все женщины в Вас сразу влюбились. Все женщины в Вас влюблены, а Вы выбираете Татьяну. Почему?

— Просто между нами искра проскочила, образовалась такая вольтова дуга. Она потрясающая женщина, потрясающая актриса, и это подтверждается каждой ее работой.

— Интересно, а как Вы налаживали отношения с ее сыном?

— С Филиппом у меня были замечательные отношения и остались таковыми. Я всю жизнь требовал правильного отношения к тому, что у каждого есть свои обязанности в доме. У Филиппа были свои обязанности, и я старался его к ним приучить. Но, естественно, была мама Танина и сама Таня, которые защищали мальчика.

— А как Татьяна с Вашим сыном находила общий язык?

— Он жил со мной, точнее, в семье моего товарища.

— То есть она не давала его к себе привести?

— Ну, в общем, да.

— А как Ваш сын это воспринял?

— Ну как. Для мальчишки главное, чтобы отец был. Большой женской заботы он не чувствовал.

— Получается, что Вы забрали сына в такой самый его болезненный возраст — переходный. Как Вы справлялись с его подростковым возрастом? Сын бунтовал?

— Нет, такого не было. Он нормально относился к Тане, уважал. Потому что я сам так делал и его просил относиться с уважением. Одно я упустил — не настоял, чтобы он жил с нами.

— Во второй раз Вы стали папой уже в довольно зрелом возрасте. Дочка у Вас родилась.

— Да, 40 лет мне было.

— Дочь рассказывала, как Вы возили ее в джаз-клубы. После чего Лиза, по ее словам, стала разбираться в алкоголе и хорошей музыке. Интересные у Вас методы воспитания.

— Просто когда не с кем оставить, то берешь с собой. Ну и заодно приоткрываешь дверцы этой страшной жизни.

Георгий Мартиросян с Татьяной Васильевой и ее сыном Филиппом. Фото: legion-media.ru

Георгий Мартиросян с Татьяной Васильевой и ее сыном Филиппом. Фото: legion-media.ru

— Историю любви Ваших родителей знаете? Читала, что мама Ваша приехала из Москвы и все там бросила ради любви.

— Мама была направлена ЦК ВЛКСМ в Ростов для работы по комсомольской линии. Там она и встретила папу. Отец был гораздо старше мамы, разница 13 лет. У мамы три сестры было, я их называл генштаб — все девушки большого роста. А папа ниже мамы был, но из-за этого вообще никогда не переживал, он был без комплексов.

— Как родители мамы приняли Вашего будущего папу?

— Абсолютно нормально.

— А папины — маму?

— Там отца не было, была моя бабушка. Она была строгой, но буквально таяла, когда видела моего отца— своего любимого сына. И когда видела меня. Это выражалось в том, что она в день рождения отца и в мой делала торт «Наполеон». Но какой «Наполеон» — 40 листов, он был огромный! Она так тонко раскатывала каждый корж, что, если его положить на газету, был бы виден газетный текст. 40 листов! А я взбивал крем и иногда пробовал его пальцем. И бабушка тут же мне выговаривала: «Не делай этого, пожалуйста».

— Какие-то армянские традиции у Вас дома соблюдались?

— Отец очень вкусно готовил и маму этому тоже научил. Мы жили в Нахичевани, в армянском районе города. Армяне — народ умный, хлебосольный, со всеми в дружбе. Когда приходили гости — а у отца много друзей было — ставили во дворе столы со всевозможными угощениями. А отец был простой водитель, но во время войны он возил самого маршала Конева. А до войны работал в Сочи в «Интуристе» и рассказывал, что возил Валерия Чкалова. С его слов, веселый и обаятельный был человек, любил рассказывать о всяческих приключениях.

— Интересно послушать о Ваших мальчишеских приключениях.

— Район был хулиганский, в нем жили ребята, которые уже отсидели. Но они меня любили и уважали. Предупреждали, что если кто-то будет обижать, то скажи. Они занимались какими-то темными делишками, воровали. Серьезные ребята, все в татуировках.

— Почему Вас в школе называли «батька Махно»?

— Потому что пару раз срывал уроки, уводил класс на левый берег Дона. Но все с рук сходило, никто меня не выдал.

— Когда Вы первый раз закурили?

— Во втором классе, когда мне лет восемь было.

— Гоняли родители за это?

— Гоняли не то слово. Мы специальными крючками цеплялись сзади за машины и ехали за ними на коньках. Такая детская забава была. И вот однажды стоим на углу под фонарем, ждем очередную машину, курим. И вдруг из темноты появляется мама и без всяких разговоров наотмашь ка-ак даст мне по лицу! Я чуть сигарету не проглотил. Удар был такой силы, что она мне нос разбила. И сказала: «Вот теперь я тебя точно убью!» Я в страхе бежал до самого дома к бабушке, потому что она была главная моя защита. Пришлось ей рассказать, что мы стояли и курили, а мама увидела. Она всплеснула руками: «Ой! Так, коньки не снимай, иди в темную комнату, лезь под кровать в самый угол». Мать пришла домой вся на нервах: «Где он? Я его сейчас убью!» Взяла швабру и стала под кроватью тыкать в меня, хотела вытащить. Но тут бабушка заступилась, закричала: «Не трожь мальчонку!»