Источник фото: obovseminiochemm.com
«Люди в белом». Олег Янковский, главный премьер застоя
Ностальгия по Тарковскому
Была еще в Янковском какая–то ускользающая, необъяснимая тайна, так до конца и оставшаяся не проявленной на кинопленке. Про него никогда нельзя было сказать со всей определенностью: герой или слабак, циник или романтик. Он сам казался сложнее этих определений. Может быть, поэтому так долго оставался в фокусе всеобщего зрительского внимания.
Янковский любил вдруг, даже не к месту, затеять разговор о бывших своих сверстниках и конкурентах, с которыми он делил всесоюзный экран в 70–е годы. Слава Дворжецкий, Толя Солоницын… Тоже, как и он, пришли Москву покорять. Покорили. Но и сгорели быстро в топке столичной славы. Если бы он знал тогда, что и ему будет отпущен короткий век – 65 лет по нынешним временам не так уж и много.
С покойным Анатолием Солоницыным, например, дважды пути пересеклись. Как–то во время съемок «Зеркала» завел Тарковский разговор о Гамлете. Вот, мол, хочу поработать в театре, вижу тебя принцем Датским. Янковский обрадовался, загорелся, бросился к Марку Захарову, чтобы Тарковского пригласили на постановку в Ленком. Договорились, вот–вот должны были начаться репетиции. Он в предвкушении самой великой роли, погружен с головой в Шекспира. Ведь Гамлета он уже играл в Саратове. Но это давно и неправда. И вдруг звонок Тарковского.
«Я решил, что для спектакля будет лучше, если Гамлета сыграет Толя Солоницын». И, выдержав паузу, добавил: «А ты будешь Лаэртом…»
Тут даже Янковский, привычный к режиссерскому коварству, едва сдержался. Только и сумел что холодно отчеканить: «Я Лаэрта играть не буду». – «Что же ты себя как тенор ведешь!» – насмешливо обронил Тарковский перед тем, как повесить трубку.
Спектакль с Солоницыным в главной роли состоялся, но довольно быстро сошел с репертуарной афиши. Инна Чурикова собралась рожать, а замены ее Офелии не нашлось.
Анатолий Солоницын. Источник фото: Википедия.
Отношения с Тарковским были прерваны, казалось, навсегда. И вдруг спустя семь лет – новый звонок.
«Олег, ты обиды не помнишь? Толя болен. Все очень серьезно. Его роль можешь сыграть только ты. Не планируй ничего на август».
Речь шла о фильме «Ностальгия», съемки которого должны были пройти в Италии. Он прилетел в Рим. Тарковского нет. Какие– то уклончивые разговоры. Когда начнутся репетиции – непонятно. Уже осмотрел все достопримечательности, выпил весь кофе на Виа Венето, при этом никаких внятных сигналов ни от режиссера, ни от продюсера. Сиди и жди. Вечная актерская участь. Случайно повстречался с Аллой Пугачевой, которая приехала в Рим с концертом на празднование коммунистической газеты L’Unita. Первый вопрос: «Черный хлеб есть?» Хлеб был. Но он не смог утолить голод, поселившийся в душе. Ему было так невыносимо плохо, так хотелось домой, что он уже готов был вернуться в Москву. Буквально в этот день раздался звонок от Тарковского.
«Завтра первый съемочный день». – «Как? Без репетиций?» – «А зачем? – с усмешкой поинтересовался Тарковский. – Я знаю, что ты уже готов».
Сегодня, по прошествии сорока с лишним лет, этот фильм смотришь совсем другими глазами. И исхудалый человек с почерневшим лицом, бредущий с зажженной свечой по какой-то неведомой пустоши, – это и есть образ вечного русского изгнанника, эмигранта, чью участь уже очень скоро разделит и сам Тарковский, а сегодня и многие его соотечественники.