Алексей Балабанов потряс российский кинематограф своим бескомпромиссным взглядом на реальность. Его камера препарировала общество, вскрывая гнойники социальных проблем. Каждый его фильм — это удар под дых, после которого зритель уже не может оставаться прежним.
1. «Морфий» (2008)
Молодой доктор Поляков приезжает в глухую деревню и попадает в водоворот морфиновой зависимости. Фильм с треском провалился в прокате — жалкие 766 тысяч долларов при бюджете 3,6 миллиона. Судьба сыграла злую шутку — роль предназначалась Сергею Бодрову-младшему, но его не стало. За дело взялся Леонид Бичевин.
Камера Александра Симонова погружает нас в промозглый холод земской больницы начала XX века. Здесь пахнет йодом, хлороформом и отчаянием. Метель воет за окном, а герой медленно тонет в пучине зависимости. Ингеборга Дапкунайте, Андрей Панин и Сергей Гармаш создают вокруг него плотное кольцо персонажей — свидетелей его падения.
Балабанов безжалостно фиксирует каждый шаг талантливого врача к пропасти. Революционные события врываются в повествование, как порывы ледяного ветра. Камера дрожит вместе с героем, когда он делает себе очередной укол. Мы физически ощущаем его боль и безысходность.
2. «Груз 200» (2007)
Эта история ударила зрителя под дых. Милиционер-маньяк, СССР в агонии, всего 570 тысяч долларов сборов. Фильм расколол публику:
- Одни увидели в нем беспощадную правду
- Другие назвали очернительством
- Третьи просто отвернулись от экрана
Алексей Полуян создал образ капитана Журова — настоящего демона в милицейской форме. Его глаза пусты, как у акулы. Он методично уничтожает все человеческое вокруг себя. Балабанов снимает его без прикрас, как патологоанатом на вскрытии.
1984 год. Провинциальный город задыхается от жары и безнадежности. Каждый кадр пропитан атмосферой гниения системы. В квартирах душно от лжи, а по телевизору бубнят про успехи в Афганистане. Режиссер вскрывает нарыв позднего СССР без наркоза.
3. «Я тоже хочу» (2012)
Последний крик души Балабанова собрал смешные 226 тысяч долларов. Компания отчаянных людей мчится к таинственной Колокольне счастья. Они верят — там исполняются желания избранных. Но кто эти избранные?
Музыкант с разбитой гитарой, бандит с окровавленными руками, проститутка с разбитым сердцем — все они бегут от себя к призрачному счастью. Балабанов появляется среди них как призрак — режиссер, ищущий последний кадр. Камера Александра Симонова превращает заброшенную атомную станцию в чистилище.
Реальность плавится на глазах. Колокольня манит, как сирена моряков. Но что ждет их там — спасение или гибель? Балабанов оставляет этот вопрос без ответа. Он знает — каждый найдет свой.
4. «Кочегар» (2010)
В холодном Петербурге якут топит печь трупами. Его котельная — филиал ада на земле. Фильм собрал всего 183 тысячи при бюджете 500 тысяч. Критики аплодировали:
- Лучший фильм года по версии кинопрессы
- Триумф на фестивале «Завтра»
- Признание в Карловых Варах
Михаил Скрябин играет кочегара так, что мороз идет по коже. Его Якут — человек-остров в море грязи 90-х. Он пишет свою историю на старой печатной машинке, пока в топке горят очередные жертвы бандитов. Война в Афганистане никогда не кончается в его голове.
Его дочь работает в магазине у бандитов. Она не знает, что отец сжигает их жертвы. А он верит людям, несмотря ни на что. Балабанов показывает, как невинность разбивается о камни жестокости. Каждый кадр — удар в солнечное сплетение.
5. «Про уродов и людей» (1998)
Порнография в дореволюционном Петербурге — уже от одной этой идеи публика разбежалась. Сборы — жалкие 28 тысяч долларов. Маковецкий и Сухоруков разыгрывают дьявольский дуэт дельцов от разврата. Они заразительны как чума.
Черно-белая пленка превращает историю в старинный альбом. Сергей Астахов снимает так, будто его камера — первый фотоаппарат братьев Люмьер. Каждый кадр можно печатать и продавать как винтажную открытку.
Две семьи. Два мира. Доктор и слепая жена берут сироту. Инженер мучается с сыном-идиотом. Порнографический бизнес ломает их жизни как спички. Прогресс приносит разложение. Невинность умирает под вспышками первых фотокамер.
Эти пять фильмов прошли мимо кассы, но попали прямо в сердце русского кино. Балабанов не заигрывал со зрителем — он бил его наотмашь. Время доказало его правоту. Его фильмы живут, как острая заноза в памяти. Они не отпускают. Они требуют думать. Они болят.