28 мая 1978 года. Гостиничный номер в Гомеле. На столе — раскрытая книга, на коленях — клубок шерсти. Владислав Дворжецкий, секс-символ СССР с лицом графа Дракулы, умер в одиночестве. Ему было 39.
Он спешил жить, но так и не успел: три брака, три инфаркта, три роковые роли. А еще — клубок, который он вязал до последнего вздоха. Будто пытался затянуть петлю на собственной судьбе.
Детство под грифом «враг народа»
Омск, начало 1940-х. Холодная квартира с облупившимися обоями, окна затянуты инеем. Мать, Таисия Рэй, балерина с измученным лицом, уходила на рассвете: искала хоть кусок хлеба, пока сын оставался один.
Маленький Владик заворачивался в старый плед и грыз кусок мыла — так пытался обмануть голод. «Съешь это, и живот болеть не будет», — сказала как-то соседка. Он поверил, а потом чуть не умер от язвы.
Во дворе его ждали не только холод, но и насмешки. «Эй, пацан! Твой папка — фашист! Сидит в тюрьме!» — кричали мальчишки. Владислав сжимал кулаки: «Папа на фронте! Бьет врагов!» Но однажды правда ворвалась в дом.
1946 год. На пороге — худой мужчина в поношенном пальто. Вацлав Дворжецкий, осужденный по 58-й статье как «враг народа», вернулся после десяти лет лагерей.
Сын смотрел на него, как на чужого: «Почему ты не герой?» Отец, звезда лагерного театра, где ставил спектакли между этапами, бросил сквозь зубы: «Играть надо на сцене, а не в патриотов».
Их отношения стали боем без правил. Вацлав, получивший новый срок в 1941-м, теперь жил с режиссером Ривой Левите и их общим сыном Евгением.
Владислав и сестра Таня изредка навещали отца, но каждый визит заканчивался ссорой.
«Ты слабак! — кричал Вацлав. — Настоящий мужчина должен ломать судьбу, а не ныть!» Сын молчал, а вечерами брался за спицы — мать научила вязать, чтобы руки не дрожали от злости.
Клубки прятал под кровать, словно стыдился своего «бабьего» увлечения. А еще мечтал стать врачом — вырваться из этой жизни, где даже воздух пропитан страхом.
Но судьба уже готовила удар. В 1950-х Владислав Дворжецкий, готовясь к экзаменам в медицинский институт, влюбился в девушку. Ее отец — профессор, член приемной комиссии.
«Если я поступлю, все подумают, что он мне помог», — с ужасом понял он. В день экзамена опоздал на час. Случайно? Или подсознательно сбежал, как когда-то от отца?
«Ты обречен быть артистом, как отец, — сказала мать, узнав о провале. — Это в крови». Но Владислав ненавидел сравнения с отцом.
Вместо театра — медицинское училище, затем армия. Сахалин, должность заведующего аптекой. Женитьба на Альбине, рождение сына Александра… Казалось, жизнь налаживается. Пока однажды он не собрал чемодан.
Как «демон» из Омска покорил Москву
Сахалин, 1959 год. Владислав Дворжецкий, молодой фельдшер, мерз в аптеке на краю света. На столе — учебники по медицине, в кармане — письмо от Альбины: «Саша плачет по тебе».
Сын Александр родился в браке, который уже трещал по швам.
«Я стану как отец — брошу семью?» — терзался Владислав. Вместо ответа — побег. Собрал чемодан, оставив записку: «Не ищите меня».
В Омске его ждала мать, Таня, и совет: «Попробуй театр. Хоть спицы бросишь».
Но на сцене ТЮЗа он был нелеп. «Сын Вацлава? Да у того талант, а у этого — только скулы!» — шептались за кулисами. Владислав Дворжецкий выходил в массовках, играл деревья и смешных злодеев на детских утренниках.
«Артист — это не про меня», — думал он, пока в 1968-м в Омск не приехала Наталья Коренева, ассистентка «Мосфильма».
Она искала новые лица для картины «Бег». Владислав, уже махнувший на себя рукой, сунул ей свою фотографию. На снимке — высокие скулы, взгляд, будто проживший три жизни.
«Вы — Хлудов! — воскликнула Коренева, разглядывая фото. — Генерал, который сходит с ума от своих злодеяний. Поедете в Москву?»
Он не поверил. Даже отец, узнав о пробах, фыркнул: «Кино — для бездарей. Ты опозоришь фамилию».
Но режиссеры Алов и Наумов, увидев Дворжецкого на площадке, замерли. «Он не играет — он живет Хлудовым», — сказал Наумов.
Владислав, никогда не стоявший перед камерой, выворачивал душу наизнанку. В перерывах… вязал. «Чтобы руки не тряслись», — объяснял он коллегам, создавая носки для Всеволода Санаева.
После премьеры «Бега» его узнавали на улицах: «Смотрите, Череп из кино!». А отец слал письма: «Настоящий артист — на сцене. Кино — ремесло для лентяев».
Между тем слава накрыла с головой. В 1971-м вышли сразу два фильма с Дворжецким — «Бег» и «Возвращение Святого Луки». В последнем он заменил Георгия Жженова: худсовет счел, что «демоническая» внешность новичка лучше подходит для роли вора-рецидивиста.
После премьеры зрители писали в редакции: «Этот актер — как удар ножом. Непонятно, но завораживает».
Три брака и три чемодана
1970-е. Владислав Дворжецкий, секс-символ советского экрана, возвращался со съемок в пустые съемные комнаты.
На столе — письма от детей: «Пап, когда ты приедешь?» Он перечитывал их, закуривая третью сигарету подряд. Три брака. Три развода. Три попытки начать всё сначала.
Первый брак: побег на Сахалин
Альбина, стройная сахалинская красавица, влюбилась в него на танцах. «Ты как из кино!» — говорила она. Владислав Дворжецкий, тогда еще фельдшер, женился поспешно — хотел убежать от тени отца.
Сын Александр родился в 1960-м. Но семейная идиллия длилась недолго.
«Ты целыми днями на работе! — кричала Альбина. — Ты как твой отец!».
Однажды, вернувшись домой, он застал жену с соседом. Или это была ложь, придуманная, чтобы оправдать свой побег? Собрав чемодан, Владислав бросил: «Я не могу здесь дышать». На Сахалин он больше не вернулся.
Второй брак: театральные подмостки и трагедия дочери
В Омском драматическом театре он встретил Светлану Пиляеву. Она верила в его талант, когда другие смеялись. В 1968-м у них родилась дочь Лидия.
Казалось, жизнь налаживается: роль Хлудова в «Беге», первые гонорары. Но судьба ударила жестоко.
В подростковом возрасте Лида попала в дурную компанию. Увлеклась спиртным. Дома практически не жила. Однажды в сильный мороз уснула пьяная на улице и сильно обморозила ноги так, что пошла гангрена. «Ноги не спасти», — сказали врачи.
Брак со Светланой рассыпался ещё раньше, а Лидия не дожила и до 30 лет — умерла от осложнений.
Третий брак: манекенщица и кооперативная квартира-призрак
Ирина, эффектная красавица , у которой он снимал квартиру, казалась идеалом. «Ты должен блистать! — убеждала она. — Почему ты ездишь на автобусе?»
Владислав Дворжецкий продал машину, чтобы вступить в жилищный кооператив. В 1974-м родился сын Дмитрий. Но идиллия длилась два года.
«Я устал от твоих претензий, — сказал он Ирине, собирая чемодан. — Хочу видеть Сашу и Лиду».
Дмитрий остался с матерью. У мальчика обнаружили проблемы со зрением. «Отдай его мне! — умолял актер. — Я оплачу операцию». Но Ирина отказалась.
Он скитался по съемным комнатам с сыном Александром и псом Гитаной. «Пап, почему у нас нет дома?» — спрашивал Саша. «Скоро будет», — врал Владислав, зашивая дырку на куртке сына.
Между съемками и алиментами
Гонорары съедали долги. После «Земли Санникова» он получил 500 рублей — на три месяца хватило только на алименты. «Зачем снимался, если платят гроши?» — возмущалась мать. «Чтобы дети гордились», — отвечал он.
Сын Саша жил в интернате, Лидия — на Камчатке. Раз в год Владислав Дворжецкий забирал их «в гости»: вез в парк, покупал мороженое.
«Пап, ты же обещал, что мы будем вместе!» — ревел Саша в автобусе. Актер молча смотрел в окно, теребя в кармане клубок.
Четвертая любовь и последний шанс
1976 год. Владислав Дворжецкий, измученный тремя разводами и долгами, встретил Наталью Литвиненко на вечеринке у общих друзей. Она, сотрудница исполкома, переживала собственный бракоразводный процесс.
«У меня трое детей от разных женщин», — выпалил он при первой встрече, словно проверяя: выдержит ли? Наталья улыбнулась: «А у меня — душа нараспашку. Пойдемте танцевать».
Их роман начался неспешно. Сначала — встречи в компании, потом прогулки по Москве.
«Он был галантным, как герой из старых фильмов, — вспоминала позже Наталья. — Открывал дверь машины, дарил цветы, но глаза всегда грустили».
Она помогала ему собирать документы для кооперативной квартиры. «Владик после инфаркта еле ходил, — рассказывала Наталья. — Я бегала по инстанциям, а он ждал внизу, курил и вязал».
Когда трехкомнатная квартира наконец стала его, казалось, счастье возможно. Но ночами Владислав Дворжецкий ворочался без сна. «Сердце болит», — шептал он, прикладывая ладонь к груди.
Сердце, которое не выдержало: последний акт
Декабрь 1976 года. Крым, съемки фильма «Встреча на далеком меридиане». Владислав Дворжецкий в костюме моряка бежит по палубе — и вдруг хватается за грудь. «Всё нормально, — бормочет он, — просто устал».
Режиссер настаивает: «В больницу!». Врачи делают кардиограмму, пожимают плечами: «Переутомление».
Через неделю пульмонолог, изучив снимки, хватается за голову: «Да у вас два инфаркта за месяц! Как вы вообще живы?»
Последние дни: между надеждой и отчаянием
Февраль 1978-го. Квартира в кооперативе готова, но пуста. Нет мебели, только коробки с книгами и вязаные свитера, разбросанные по полу.
«Здесь будет детская», — показывает Владислав Дворжецкий Наталье на пустую комнату. Сашу он забрал из интерната, но сын сторонился отца: «Ты вечно в разъездах».
Перед отъездом в Гомель на гастроли актер купил билеты в цирк. «Вернусь — сходим вместе», — пообещал Саше. Наталья провожала его на вокзале: «Ты же вернешься?» — «Обязательно. И поженимся».
Роковая гастроль
Гомель, 27 мая 1978 года. После выступления Владислав Дворжецкий вернулся в номер. На столе — книга Жюля Верна, которую он перечитывал в сотый раз, и открытка для Натальи: «Купи ковер. Детская без ковра — не комната».
Ночью сердце остановилось. Горничная нашла его утром: тело склонилось над столом, пальцы всё ещё сжимали спицы.
Ирония посмертной славы
Фильм «Земля Санникова» стал культовым, а Дворжецкого называли «гением антигероев». Но в кооперативной квартире остались лишь клубки пряжи и долги.
«Он жил, как его персонажи — между безумием и гениальностью», — сказал на похоронах Олег Даль.
Эпилог: Петля славы
Отец, Вацлав Дворжецкий, признался через годы: «Он был хорошим актером». Но Владислав этого уже не услышал. Его «демонические» роли стали классикой, а вязание — метафорой борьбы с судьбой.
Он спешил жить, словно знал, что времени мало. И оставил вопрос: можно ли сплести счастье из ниток боли? Ведь даже самый прочный узор рано или поздно распустится…