30 сентября народной артистке СССР, лауреату двух Сталинских премий Вере Васильевой – 97 лет
Любимица миллионов зрителей Вера Кузьминична Васильева, или просто «Верочка», как по старой доброй привычке называют ее коллеги, и сегодня блистает на сцене театра Сатиры. Все те же лучистые, ясные глаза, звонкий голос, неизменная фирменная улыбка. Бодра, легка на подъем… От журналистов «железным занавесом» не закрывается – всегда готова найти время поговорить на взаимно интересные темы. Правда, сколько ни задавай ей «острые» вопросы, все равно разговор сведет к театру — его «волшебству» и «чудодейственности».
А сокровенных тайн у Веры Кузьминичны немало. Например, блеснув на заре своей актерской карьеры в «Сказании о земле Сибирской», потом надолго исчезла из кино. В течение нескольких десятилетий на вопрос «почему?» отшучивалась: мол, видно судьба такая, «всегда трудно понять, почему тебя замуж не берут». И только не так давно в своей книге-исповеди призналась: кино для нее «закрыл» всемогущий директор «Мосфильма» Иван Александрович Пырьев, которому она не ответила взаимностью.
Был тяжелый период и в родном театре – много лет не давали новых ролей, а для актрисы с амбициями – это «медленная мучительная смерть». Другая бы надломилась, «наломала дров», но Вера Васильева нашла выход – сыграла все роли, о которых мечтала, в лучших провинциальных театрах страны. И как сыграла — посмотреть «ее Раневскую» в «Вишневом саде» зрители приезжали отовсюду.
…С Верой Кузьминичной мы встретились на служебном входе театра Сатиры перед началом спектакля. Ровно в назначенное время раздался звонкий стук ее каблучков. Статная фигура, прямая спина, изысканные манеры и речь… Язык не поворачивается назвать ее «одной из старейших действующих актрис». Другое дело – «легенда, королева сцены», «актриса с походкой и осанкой голливудской дивы».
Подписывая мне на память свою книгу «Золушка с Чистых прудов», она сказала удивительную фразу: «Я хочу, чтобы зрители помнили меня не потому, что я долго жила, а потому, что, живя долго, я не разуверилась в своих понятиях о жизни, о любви, о красоте человеческих чувств».
РЕШИЛА: БУДУ АРТИСТКОЙ ИЛИ НЕ БУДУ ЖИТЬ
— Вера Кузьминична, я с некоторым удивлением узнал, что у вас есть свой сайт в интернете. Выходит, стараетесь идти в ногу со временем, поддерживаете виртуальную связь с многочисленными поклонниками?
— Да нет, я там не бываю. У меня просто есть юные друзья, которые сделали этот сайт. Я не возражала, хотя сама в этом ничего не понимаю — я вообще с техникой совершенно не в ладах, никогда не пользовалась ни компьютером, ни интернетом. В этом отношении я поклонник старого образа жизни. Но сайт действительно есть и письма, хоть и не напрямую, до меня доходят.
-Тогда скажите, откуда у «поклонницы старого образа жизни», с крепкими рабоче-крестьянским корнями, вдруг появилась такая острая тяга к лицедейству?
— Действительно в нашей семье никто никогда к театру не имел отношения. Папа работал шофером, мама занималась хозяйством. Мы жили очень бедно, всемером в одной комнате в Гусятниковом переулке, в районе Мясницкой. Мама с папой, три сестры, брат и я. Но однажды Анна Юльевна, соседка по нашей коммунальной квартире, повела меня в театр имени Станиславского и Немировича-Данченко на дневной спектакль оперы «Царская невеста». И когда я, восьмилетняя девочка, увидела эту красоту — бархат, люстры, оркестр, все сверкает, как в сказочном дворце, на сцене неземная красавица в жемчужных кокошниках, услышала божественную музыку… Я решила: или буду артисткой, или не буду жить. И с тех пор я ни о чем больше не мечтала, не думала — только о театре. Пошла в драмкружок Дома пионеров, в хор, записалась в театральные библиотеки и, мне кажется, что именно это меня и воспитало.
Вера Васильева в детстве
— Можете описать Веру Васильеву тех лет?
— Какая я была тогда? На вид очень тихая, смешная мечтательница, с розовыми щеками с ямочками, романтичная, впечатлительная. При этом в душе упрямая, иногда даже чересчур. Могла даже, предоставленная своим мечтам, совершить непоправимые поступки.
— Неужели? А что могло быть «непоправимым» в юные годы?
— Знаете, одно из самых ярких воспоминаний юности – глупость, которую я чуть не совершила в 14 лет. Прочитав какую-то книгу (сейчас даже не помню, какую!), я решила: лучше умереть молодой, чем жить и разочаровываться в жизни постепенно. Особых причин для этого не было: только то, что особо не верила, что сбудутся мои мечты о роскошных ролях, красивой любви…. Я взяла бритву и дважды порезала себе вену, потом опустила руку в теплый таз в надежде, что тихо, красиво умру. К счастью, вовремя опомнилась! Но в память об этой детской глупости у меня на левой руке в сгибе локтя остались две белые черточки.
А еще никогда не забуду, как мы с моей любимой подругой детства Катей Розовской (мы с ней дружили более 70 лет!) вместе мечтали о сцене, бегали в театры, копили деньги на билеты — на галерку. Иногда под впечатлением от спектакля рыдали в три ручья и клялись друг другу стать артистками. В результате в каком-то смысле наши мечты сбылись: я в 1943 году поступила в Московское театральное училище и стала артисткой, а Катюша стала театроведом.
«НУЖНА ЗДОРОВУЩАЯ, УПИТАННАЯ ДЕВКА»
— Уже на третьем курсе театрального вы сыграли одну из главных ролей в музыкальной комедии Ивана Пырьева «Сказание о Земле Сибирской». В компании звезд первой величины тех лет – Марины Ладыниной, Бориса Андреева, Владимира Дружникова, Владимира Зельдина…
— В том, что мне выпал такой счастливый лотерейный билет как картина «Сказание о земле Сибирской» никакой особой моей заслуги нет. Думаю, большую роль сыграла моя тогдашняя внешность. Я была полненькая, розовощекая, вы бы сейчас меня не узнали. (Смеется.) Мою добродушную рожицу у раздевалки нашего училища заприметили ассистентки Пырьева. Подошли и спросили: «Девочка, хочешь сниматься в кино?» Они мне сказали, что знаменитый режиссер Иван Александрович Пырьев собирается снимать цветной, музыкальный фильм. И нужна молоденькая, никому неизвестная актриса с наивным лицом. Так и сказали: «Нужна здоровущая, упитанная девка – кровь молоком». Назначили мне на следующий день встречу на киностудии «Мосфильм».
— А вы мечтали о кино?
— Очень! Я так хотела сниматься, что прибежала домой взбудораженная, и мы всей семьей всю ночь не сомкнули глаз – все думали-гадали, во что меня одеть перед просмотром. В итоге на «Мосфильм» я явилась в сестрином платье из синего шелка, перетянутая широким поясом, накрашенная и с невообразимо взбитыми кудрями. До сих пор помню свое настроение, с которым я шла «навстречу своему счастью» (Смеется.). В нем были одновременно – растерянность и отвага.
— Вы знали, какая молва в те годы ходила о Иване Александровиче: мог наорать без повода, унизить? Советский «Иван Грозный» в чистом виде — так его за глаза называли на «Мосфильме».
— Да откуда? Ничего я не знала. Забегая вперед скажу, что да, бывали потом моменты, когда я видела его грозным и как все трепетала, когда он кому-то устраивал разгон за какой-нибудь пустяк. Но этого не было по отношению ко мне. Когда начались съемки, Пырьев всегда был ласков со мной, чтобы я «не зажималась». «Ангелочек мой, крикни громко эту фразу, позови изо всех сил». Я это сделаю, слышу: «Умница, очень хорошо!»
А в тот первый день Пырьев, не сказав ни слова, отправил меня к гримерам. Первым делом расчесали мои кудри, заплели косички. Взглянула на себя в зеркало и ужаснулась: простейшее деревенское лицо. Рожица словно блин, глазенки маленькие, как поросенок упитанная, косички тонкие. Не понравилась я себе ужасно.
Первая мысль: ну никогда такую в кино не возьмут! А оказалось — именно это-то и надо было. Одели в костюм героини – Насти Гусенковой. Снова привели к Ивану Александровичу. Он так пристально на меня посмотрел и скомандовал: «Принесите два простых чулка». Принесли. Пырьев их взял, скатал в два толстых комка. И ни капли не стесняясь, сунул в мое декольте по чулку в те места, где должна быть пышная грудь, которой у меня не было. «Ну, теперь все в порядке! А то фигура тощая, лицо толстое — не поймешь ничего». Я стала походить на пышногрудую бабу, которой прикрывают чайники. Но вот такой утвердили сразу. Помню, когда уже шли съемки, Пырьев частенько напоминал ассистентам: «Васильевой все подложили? Тогда можем начинать!»
ПРОКЛЯТИЕ «ИВАНА ГРОЗНОГО»
— Картина вышла в 1947 году, триумфально прошла по всем советским кинотеатрам, была куплена 86-тью странами. Ожидали такой резонанс?
— Честно вам скажу: триумф этой ленты я восприняла как чудо из чудес, все было как в волшебной сказке о бедной Золушке, попавшей на бал. Но оценивала я себя трезво: как мало еще что могущую студентку, у которой только-только начало. Поэтому я была в какой-то степени даже напугана, когда мне тоже дали Сталинскую премию. Ведь в первоначальном списке были Пырьев, оператор, сценаристы, композитор и ведущая группа актеров. Моей фамилии там не было.
— Правда, что это решение принял лично Сталин?
— Мне так рассказывали. Якобы Иосиф Виссарионович, увидев меня на экране, спросил: «Где нашли вот эту прелесть?» И коротко распорядился: «Она хорошо сыграла, надо ей премию дать». И меня мгновенно включили в список.
— Помните свои ощущения от славы, от всеобщего обожания и внимания?
— Я даже не знаю, была ли я счастлива. Наверное, была. Хотя всегда считала, что и правительственная награда, и огромная слава «свалились» на мою молодую неопытную голову не совсем заслуженно. Я не создавала образ, а была именно такой – наивной, симпатичной, простодушной девочкой. Просто попала в хорошие руки Ивана Александровича Пырьева.
Вера Васильева и Иван Пырьев
— В своей книге вы впервые откровенно рассказали, что именно Пырьев «сломал» вашу едва начавшуюся карьеру в кино. Почему вы столько лет хранили эту тайну?
— Об том роковом «свидании» знала только моя ближайшая подруга – Катюша Розовская. Молчала я об этом, зная страсть нашей прессы ко всему запретному, пикантному. А когда писала книгу, подумала: мне уже столько лет — лучше рассказать все, как было на самом деле. Иван Александрович действительно однажды назначил мне встречу в гостинице «Москва» — якобы «для беседы». Я, ничего не подозревая, пошла – благодарная, счастливая, смущенная свалившимися на меня почестями. Помню, Иван Александрович попросил меня подойти к нему. Говорит: «Ну? Будешь меня благодарить?» Я отвечаю: «Я вам очень благодарна, очень!» Он перебил: «Не так… Не так благодарят! Разве ты не видишь, что я люблю тебя… Иди сюда!» И стал приставать… С трудом вырвавшись, я побежала к двери и услышала вслед: «Ты больше никогда не будешь сниматься в кино!» «Ну и наплевать», — подумала я.
— Выходит, Пырьев свое слово сдержал?
— Получается — сдержал. Из рассказов я иногда слышала, что кто-то из режиссеров меня хотел попробовать на новую роль, но каждый раз потом все срывалось… Поэтому я всегда говорю: для зрителей, которые не видели меня в театре, я вообще, как белый лист бумаги. Но я на Ивана Александровича не в обиде, давно все простила.
— Почему? Могла бы жизнь совсем по-другому повернуться.
— Могла. Но ведь все равно, как ни крути, Пырьев подарил мне не только роль — жизнь. Если бы не встреча с ним, меня бы, возможно, отправили куда-нибудь к черту на кулички. Там бы я работала, вышла замуж, родила пятерых ребятишек. Жили бы в нищете. Муж бы пил, а потом изменил мне с другой артисткой. (Смеется.) А так… Меня сразу же пригласили в Театр Сатиры на главную роль — Лизаньки Синичкиной в водевиле «Лев Гурыч Синичкин». Представляете? Вчерашняя студентка играет такую роль, да еще в паре с легендарным Владимиром Яковлевичем Хенкиным.
ГОТОВА БЫЛА ХОТЬ В ССЫЛКУ, ХОТЬ В ТЮРЬМУ
— Следующий виток вашей карьеры связан именно с театром. Я имею в виду спектакль «Свадьба с приданым», премьера которого состоялась 12 марта 1950 года.
— Да, успех «Свадьбы с приданым» был феноменальный! Спектакль прошел 900 раз, был удостоен Сталинской премии, экранизирован. И я получила свою вторую премию. А годков-то мне было всего двадцать пять. Но мое счастье было связано не столько с этим. С одной стороны, этот спектакль подарил мне самую большую любовь в моей жизни, с другой, дал мне партнера по сцене и любящего мужа, с которым мы счастливо прожили 54 года.
С Владимиром Ушаковым в фильме «Свадьба с приданым»
— Слухи о вашем романе с постановщиком «Свадьбы с приданным» — режиссером Борисом Ивановичем Равенских – распространились в театральных кругах довольно быстро.
— В нашем театре узнали о нем почти сразу. Да я и не умела скрывать — на моем лице можно было прочитать все. Мне до сих пор трудно говорить об этом человеке… В искусстве он был заметной крупной фигурой, а в жизни – сложным, способным вызвать не только любовь, преклонение, восхищение, но и ярость, ненависть, полное неприятие. Он рождал такие разные чувства, такие полярные страсти! А для меня навсегда остался загадкой.
Режиссер Борис Равенских, 1975 год
— В своей книге вы сделали невероятное признание: любовь была такая, что вы готовы были, как декабристка идти за ним — хоть «во глубину сибирских руд», хоть в тюрьму…
— Да, так я любила. Сильно. Почти семь лет я жила с полной готовностью отдать ему, если надо, свою жизнь, если бы он этого захотел. Но сначала он был женат на актрисе Лилии Гриценко, но даже когда остался один, никак не мог определиться, нужна ли я ему. Все мысли и воля Бориса Ивановича были направлены на свою судьбу, на свое творчество. Я мучилась страшно!
— Вы знали, что ваш партнер по «Свадьбе с приданным» Владимир Ушаков влюблен в вас не только по сценарию?
— Конечно, я видела, что его чувства ко мне давно вышли за пределы сцены, экрана, но долго ничего не могла с собой поделать. Пока однажды в самый тяжелый для меня момент (как будто почувствовал, что я буквально на краю гибели!) он не позвонил и не спросил в очередной раз, когда же я соглашусь быть его женой. И тогда я ответила: «Я согласна». Володя тут же счастливый примчался на машине, заваленной цветами… Это были не просто букеты — я утопала в цветах. Потом мы поехали в общежитие театра Сатиры на Малой Бронной, где кроме Володи, жили многие актеры нашего театра, и он всем объявил новость о нашей свадьбе.
— Свадьба была шикарная?
— Нет, свадьбы как таковой не было. Помню, Толя Папанов принес пол-литра, другие вынесли еду на кухню, что у кого было. А в загсе мы расписались лет через семь. Никаких платьев и колец не было – просто зашли, поставили подписи.
— Вы вместе прожили более полувека и всегда производили впечатление идеальной пары. Что такое для вас любовь?
— Не знаю, как объяснить. Но огромное счастье, когда это чувство испытываешь. За любовь принимают много чепухи. Но мне кажется, что с Володей я испытала настоящее чувство… Как только я вышла замуж, не помню случая, чтобы кто-то даже к руке моей прикоснулся греховно. И не было ни единого случая, что я глазами, мыслями, прикосновениями совершила что-то такое, за что может быть стыдно. Что это, если не любовь?!
Мы ни разу серьезно не поссорились. Володя настолько влюблено, благодарно и нежно относился ко мне, что у меня было ощущение сплошной влюбленности. Это очень важно для актрисы, да и вообще для любой женщины. У меня самой за годы семейной жизни чувства к нему шли только по нарастающей. Бывало, отыграю спектакль, бегу как сумасшедшая домой. Я его особенно полюбила последние годы, когда он болел. Три инфаркта, инсульт, слепота, ходить без помощи не мог. Но он так был благороден, никогда не ныл и не жаловался. Всегда искал повод посмеяться, порадоваться за меня. Я очень о нем тоскую…
С мужем
СТРАШНОЕ ЛЕТО 1987 ГОДА
— В театре Сатиры блистали и были вашими партнерами Анатолий Папанов, Андрей Миронов, Ольга Аросьева, Михаил Державин с Александром Ширвиндтом… Вы с кем-нибудь были особенно дружны?
— Я бы не сказала, что с кем-то у меня были близкие отношения. Но очень хорошие – со многими. Я любила и люблю своих партнеров по сцене. И Сашу Ширвиндта, и Мишу Державина, и Валентина Гафта, который был моим первым «графом Альмавива» в самой первой постановке «Женитьбы Фигаро».
Помню, с какой нежностью относился ко мне Толя Папанов, он как-то особенно произносил мое имя: «Вее-рочка!» Как с котенком иногда говорил: «Милый мой, маленький!» Я считала его потрясающим артистом. Когда я вышла замуж, мы жили вместе в театральном общежитии. И Толя Папанов со своей женой Надей Каратаевой жили там, и Татьяна Ивановна Пельтцер со своим отцом, Иваном Романовичем. Менялись кастрюлями, как в типично советские времена, можно было и пару луковиц взять взаймы, и угостить вкусненьким друг друга.
А вот с Андрюшей Мироновым мы, пожалуй, общались поближе. Он хорошо очень относился к моему мужу, и Володя его обожал. В театре они гримировались в одной комнате. И Андрюша с ним всегда откровенничал, даже рассказывал о своих романах… Конечно, драматическое лето 1987 года забыть невозможно. Сначала Толя Папанов… Представляете, мы со всей труппой ждали его в Риге, где гастролировал театр. Он накануне отъезда, вернувшись домой со съемок, пошел в душ и – смерть настигла его. Двое суток под струей холодной воды сидел он, мертвый, в ванне, одной рукой держась за ее край. А следом еще одна безумная трагедия — там же в Риге не стало Андрюши. Мой муж просто в голос плакал…
Вера Васильева и Александр Ширвиндт в спектакле «Женитьба Фигаро»
ИДУ В ТЕАТР КАК НА ЛЮБОВНОЕ СВИДАНИЕ
— Вы по-прежнему действующая актриса. Словом, себя без сцены не мыслите?
— Вот это правда! Признаться, когда у меня нет работы, я теряюсь, в этот период называю себя «мешком с мякиной». Из меня просто уходит весь смысл.
— А зрительскую любовь вы сегодня ощущаете?
— На спектаклях? Конечно. И на улице узнают. Иногда иду и вдруг: «Ой, здравствуйте! Вы Вера Васильева?» «Да». «Будьте здоровы! Счастья вам!» Это очень приятно.
Вера Васильева в день открытия 99-го театрального сезона театра Сатиры. Сентябрь 2022 года
— Не могу не спросить, в чем секрет неувядающей внешности и прекрасной актерской формы Веры Васильевой?
— На мой-то взгляд, секрет в том, что я люблю свои роли и своих зрителей… Но вы, наверное, хотите узнать о моем образе жизни? Зарядку никогда не делала – терпеть этого не могу. С детства не умела кататься на коньках, на лыжах. Абсолютно неспортивная. Диет у меня никаких нет. Но я не позволяю себе поправляться — держусь в одном весе всю жизнь. Слежу за осанкой, именно осанка выдает возраст. Тем не менее, я ем все. После спектакля, а это практически на ночь, люблю побаловать себя чем-нибудь вкусненьким. Что еще? Спиртное я не люблю, иногда, если очень хорошее настроение, могу выпить грамм сорок водки, и все. Никогда не курила. Живу, как растение. Что нравится, то и делаю. (Смеется.) Возможно, вы удивитесь, я даже про лекарства ничегошеньки не знаю. И слава Богу!
— Да вы напрочь разрушаете некоторые представления о так называемом здоровом образе жизни!
— Да, но, повторяю, самое главное, что меня держит в форме, — это театр, мои роли, любовь зрителей. Понимаете, когда выходишь после спектакля совершенно счастливой, помолодевшей – это дорогого стоит!
— Значит, в этом ваше женское и актерское счастье?
— В этом. Моя жизнь состоялась, и я счастлива абсолютно — я никого не обидела, никого не обманула, пережила все и не озлобилась. И каждый раз, когда я еду в театр на свой спектакль – ловлю себя на мысли, что еду как на любовное свидание.